Итак, братья Климовы попытались решить для себя и своего сценария главную художественную задачу: в какой позе следует находиться перед своим кумиром, гениальным Михаилом Булгаковым, чтобы создать нечто адекватное его роману, а может быть, если получится, и столь же великое. Ведь вряд ли они стали бы мечтать о посредственном, ничтожном результате – при таких мелких амбициях никто за дело не берется. Но кроме как стоять на коленях перед кумиром, какая еще может быть поза? Стоять на голове, балансируя руками и ногами? Смотреть свысока, стоя на искусственном пьедестале? Повернуться спиной? Лежать на земле зажмурившись? Стоять по стойке смирно с широко открытыми глазами и смотреть в упор? Какая поза наиболее выигрышна, наиболее плодотворна? Поза подчинения или поза превосходства?

Дистанция, которую выстраивает экранизатор между собой и произведением гениального автора, его поза, условно говоря, «перед портретом» – залог создания шедевра на языке другого искусства. А если речь идет не об экранизации романа, а о фильме-биографии гения – и подавно. Смелость, а особенно наглость тут ни причем. Профинансировать фильм «Мастер и Маргарита» по сценарию Климовых, где братья «перебулгачили самого Булгакова»⁵, так никто и не решился, и надежды, на то, что сценарий когда-нибудь превратится в фильм, у Германа Климова не осталось, а Элема уже нет в живых. Свободное фантазирование на булгаковские темы, где нет «никаких границ», оказалось авантюрой и провалилось. Можно ли представить, что два талантливых кинематографиста, задумав поставить биографическую картину о Булгакове, Гоголе или Достоевском, будут свободно фантазировать на тему жизнеописания писателей, не ставя себе никаких границ? Вряд ли.

Должен ли автор стихотворения, романа, фильма, спектакля о гениальном человеке ощущать себя равновеликим ему? Или нужно все же осознавать свой собственный масштаб и принимать дистанцию со смирением и уважением?

Несомненно, эта проблема, как и проблема выбора «позы перед портретом», для биографа наиважнейшая.

Витязь горестной фигуры… на носу литературы?

Витязь горестной фигуры… на носу литературы?

Среди «пострадавших» от вольных художеств и фантазий без границ были в том числе и биографические сюжеты о Ф.М. Достоевском. Рифмованное поэтическое слово, как и должно было случиться, оказалось в начале процесса.

Речь здесь не идет о таких уважаемых жанрах как карикатура, шарж, черный юмор, комиксы и т. п.: в истории культуры у них есть свое, никем не оспариваемое место. Художники-карикатуристы юмористически изображали прежде и изображают сегодня Достоевского и с топором в руке (будто это он, а не Родион Раскольников порешил старушку), и в кабинете начальника тюрьмы, наблюдающего за каторжниками и описывающего их, и в роли кукловода, подвесившего своих героев на ниточках, и в виде черного человека из подворотни, распугивающего кошек, и в образе мракоборца (бесогона), побивающего рогатых чертей огромным православным крестом, и в многочисленных комиксах про В.В. Путина («Путин с портретом Ганди в руках: “После смерти Ганди и поговорить не с кем…” Достоевский, с зонтиком в руках: “А я?”»; «Путин держит в руках книгу, раскрытую посередине – роман Достоевского “Бесы”. Достоевский с зонтиком в руках: “Уверен, что не сбудется?!” Путин: “Постараюсь…”»⁶.