«Ив наши дни романист по прежнему остается “на пере” у карикатуристов, – пишет главный хранитель Музея-квартиры Достоевского в Санкт-Петербурге М.И. Брусовани. – При этом наши карикатуристы уже не иллюстрируют некие исторически анекдоты из его жизни. Теперь это полемическая реакция на хрестоматийный, шаблонный, “шкрабский” образ Ф.М. Достоевского… Фигура Достоевского так прочно вошла в сознание современного человека, что даже очень молодые авторы… обращаются к созданию такого массового жанра, как комикс, где наряду с другими хрестоматийными писателями (Пушкиным, Гоголем, Лермонтовым, Толстым), действует Достоевский»7. Альбом «Образ Достоевского…» содержит смешные картинки Р. Габриадзе, героями которых стали Пушкин и Достоевский, а также рисунки А. Никитина из цикла «Хармсиада»: «анекдоты-комиксы из жизни великих» Д. Хармса в стиле «Однажды Достоевский, царство ему небесное, сидел у окна и курил…» или «Однажды у Достоевского засорилась ноздря…».
Ироническая реакция на школярского Достоевского в исполнении Д. Хармса, как позднее серия литературных анекдотов «Весёлые ребята» («Однажды Гоголь переоделся Пушкиным…»), созданных в 1970-х годах художниками Н.А. Доброхотовой-Майковой и В.П. Пятницким в подражание Д. Хармсу «Весёлые ребята», остроумны и беззлобны, легки и в общем невинны.
Но пасквиль, клевета, изощренная, нарочито издевательская насмешка – это совсем другое дело.
Едва Достоевский в январе 1846 года ступил на самую первую ступеньку литературного поприща, он узнал, как теперь уязвим и беззащитен против собратьев по перу – народа немилосердного и бессердечного. Недавние друзья и единомышленники – Тургенев, Панаев и Некрасов, лучшие люди из тех, кого он знал, – объединились, чтобы составить злое «Послание Белинского Достоевскому» – наспех сделанные вирши, больно язвившие товарища.
В ход пошло все – и невзрачная внешность «нового Гоголя», и его дерзкое равнение на великих, и раздражение нервов, и увлечение своей славой. Ему ехидно напомнили, как в салоне графа М.Ю. Вьельгорского, тестя Соллогуба, он, автор «Бедных людей», упал в обморок, едва его подвели к белокурой красавице Сенявиной, пожелавшей познакомиться с автором нашумевшего романа. Стараниями «своих» был пущен слух, повторяемый многие годы разными авторами (Анненковым, Григоровичем, Панаевым, Тургеневым), будто Достоевский, отдавая некое свое сочинение в печать, потребовал не смешивать его вещь с трудами прочих авторов, а поместить в конце или в начале книги и отметить особой каймой. Ложь продержится столь долго и будет упорствовать столь рьяно, что Достоевский вынужден будет выступить с опровержением – перед самой своей кончиной. С 1846-го вирши будут ходить в списках и копиях, а в 1855-м, когда Достоевский отбывал солдатчину в Семипалатинске и не мог ответить на удар, отрывки из «коллективного труда» Панаев опубликует в «Современнике». То печальное обстоятельство, что фигурант пасквиля – сибирский каторжник, политический ссыльный, публикатора не остановил.