«На каждом этапе нам может открыться истинное знание о Боге, – тихо, слабым голосом, с долгими паузами говорил владыка, – но это знание может оказаться истинным только на данный момент, в меру нашей духовной глубины, развития и возраста. И как радостно думать, что наше понимание будет дополняться новыми открытиями и наше представление о Боге со временем будет становиться бесконечно прекраснее и бесконечно загадочнее! И нам не нужно бояться сказать: “Господи, мне казалось, что я понимаю, теперь я перестал понимать. Что мне делать?”» (9, с. 19).
Не осуждая прямо опасность самодовольной дремы в церковной ограде, владыка призывает своих прихожан к единственно возможному способу существования в Церкви Христовой – к предельной серьезности и искренности в отношении к Священному Писанию и Священному Преданию, в виде богослужения, жития святых, трудов Отцов Церкви. «Сомнение, вопрошание – это не неверие. Ставить вещи под вопрос способен только тот, у кого есть подлинная вера и уверенность…». В то же время, сам будучи глубоким богословом, он предлагает путь опытного, сердечного богопознания, исходя из опыта и возможностей каждого. Владыка оговаривает, что не покушается на «простоту и цельность веры других людей», но приглашает не оставлять неразрешенными возникающие нередко трудные вопросы, не откладывать их на неопределенное «потом», призывает не просто читать написанные святыми молитвы, но стараться находить в своем сердце созвучие: «Мы довольствуемся провозглашением истины, которую святые пережили на опыте, а мы познали умственно». Так святитель Феофан Вышенский советовал выбрать для себя одну-две короткие молитовки из вечернего правила, наиболее близкие и понятные, и их повторять в течение дня.
«Я чувствую, что предложенный мной подход к вере и к самим себе смутил некоторых из вас, – так начал свою беседу митрополит Антоний 16 мая 2002 года. – Недавно мне из России пришло несколько писем, в которых говорится: мой подход неправославный, и то, что я говорю, или просто ересь, или недостаточно продуманно». В чем же «наша проблема, вернее, вызов нам»? Для того «чтобы пребывать в истине, не достаточно провозгласить ее словами. Мы пребываем в истине только тогда, когда она становится нашей жизнью». «И цель нашей духовной жизни, с одной стороны, научиться различать, что есть тьма, а что – свет, но, помимо этого, жить светом, жить в свете» (9, с. 185, 198,239). Иначе говоря, трудные вопросы следует задавать прежде всего себе, а не окружающим или Церкви.
Нельзя не удивиться смирению самого владыки, открыто сказавшего: «Возможно, моя беседа покажется неясной, потому что я буду говорить о том, что старался понять, но пока не понял в достаточной мере» (9, с. 75). В этих последних беседах, своего рода духовном завещании владыки Антония, затрагивается немало трудных богословских тем, однако предлагается не учение, не непреложные истины, а искание живого сердца, трепещущего перед величием Бога и уверенного в Его любви. «Я надеюсь, что все сказанное мной хоть в малой степени поможет вам обрести свой собственный путь, каждому свой особый путь, который соединяет его со Христом Богом» (9, с. 255). По сути дела, предлагалось усиление мистического начала, что уже случалось в истории Русской Церкви в начале XIX века, также в эпоху крутых перемен в общественной жизни. В то же время не стоит забывать, что самый уклад церковной жизни в Сурожской епархии сложился весьма специфический, да и сам владыка Антоний не притязал на универсальность или неоспоримость своих взглядов.