Я видел, как воспалился багровый затылок Сашка, того и гляди брызнет кровь: фанерный чемодан, видно, сильно натер шею. Впрочем, у нас не было времени считать свои раны, Оксана все время набирала скорость и делала это настолько ловко, что мы без особых усилий перешли на аллюр. Один только раз она остановилась и подняла вверх чайник, еще раз демонстрируя чуткость своего нежного сердца. Но от воды пришлось отказаться, пароход уже пыхтел впереди, и наше благополучие всецело зависело от готовности нести свой крест до конца. Мы поспели на пристань, когда ржавая посудина швартовалась. При других обстоятельствах это послужило бы поводом для острот о преимуществе человеческого упорства перед мощью парового котла. Но у нас уже не было ни сил, ни времени для состязания в остротах. Чтобы снять с себя чемодан, Сашку пришлось рухнуть прямо на песок. В чемодане что-то жалобно звякнуло, но, к счастью, Оксана в это время брала билеты метрах в двадцати от места катастрофы и ничего не слышала. Минуту спустя она подбежала, схватила чемодан и узел с книгами и, держа билеты в зубах, помчалась к трапу. Я поволок свои пожитки; измученный, обессиленный Сашко плелся сзади.

— Вот так кавалеры! — послышался чей-то насмешливый голос. — Женщина надрывается, а им хоть бы что…

Я поднял голову и увидел говорившего. Это была рыжая коренастая девушка лет восемнадцати. Она перегнулась через поручни верхней палубы и осуждающе смотрела на нас. На ее усеянном густыми веснушками лице светилась презрительная улыбка.

Я вспыхнул, но сдержался. Просто не было сил ответить. Но ее вопиющая несправедливость меня возмутила.

Наконец пароход отчалил. Вопреки комичности наших приключений мы все-таки ехали! Машина тяжело ухала, в ее нутре что-то ритмично хрипело и захлебывалось. По жирным деталям скатывались тяжелые капли.

— Ну как? — спросил Сашко и дружески хлопнул меня по спине своей здоровенной пятернею.

— Вот это да-а! — протянул я, вытирая платком взмокшее лицо.

— Так вам и надо! — не выдержала Оксана, чем сразу же поставила себя в один ряд с конопатой девчонкой.

Глаза мои сверкнули. В них, как мне казалось, Оксана имела возможность прочитать все, что у меня было на душе.

Неожиданно я почувствовал на себе чей-то взгляд. Задрав голову, я увидел девушку, только что так несправедливо осуждавшую нас. Перегнувшись через поручни, она стояла на ступеньках прямо над нашими головами и, как видно, все это время наблюдала.

Ее насмешливая физиономия испортила мне настроение. Что ей нужно? По какому праву она сует свой нос в дела посторонних людей? Я уже готов был высказать ей все, что думал, но чувство собственного достоинства помешало мне вступать в спор. Я сделал вид, будто не замечаю ее, и повернулся к своим товарищам: