Французские патриоты, деятели Сопротивления не могли в условиях оккупации высказать в легальной печати своего мнения о Пеги (уже после освобождения Франции появилась брошюра «Два французских голоса — Шарль Пеги, Габриель Пери», где певец Жанны д’Арк поставлен рядом с известным коммунистическим деятелем, героем Сопротивления; Роллан успел одобрительно сослаться на эту брошюру в примечании к своему труду). Однако уже в годы войны наследием Пеги, его личностью заинтересовались и те прогрессивные литераторы, которые ранее относились к нему неодобрительно или равнодушно. Он звал на подвиг во имя Франции, он пошел на бой и погиб во имя Франции. И в этом смысле его память была дорога тем французам, которые сами были готовы отдать свою жизнь ради избавления страны от гитлеровского ига.

Роллан с сочувствием приводит слова Пеги: «В дни войны я принимаю всякого, кто не сдается, кто бы он ни был, откуда бы ни пришел, какова бы ни была его партия. Пусть он не сдается. Это все, что я от него требую». Образ писателя-патриота становится под пером Роллана знаменем единения всех здоровых сил страны, всех честных французов, верующих или неверующих, по-разному мыслящих, — во имя борьбы с фашистскими захватчиками.

Роллан вовсе не намеревался делать из Пеги своего рода икону. Он не намеревался умолчать — и не умолчал — о своих серьезных разногласиях с Пеги, наметившихся еще в самом начале их сотрудничества. Он вспоминает: «Мы были честными союзниками. Но мы были не в одном полку». Однако тут же добавляет: «Мы оба одинаково пламенно желали справедливости, правды, чистоты».

Труд Роллана о Пеги построен как серьезное исследование, богатое фактами: страницы личных воспоминаний, написанных в живой повествовательной манере, чередуются с разборами с Линений Пеги, обширными историческими экскурсами. Отчасти уже сам этот документальный, исследовательский характер работы предохранял автора от субъективного, идеализирующего подхода к своему герою.

Роллан не ставит себе целью оправдать все поступки и высказывания Пеги; он, например, осуждает Пеги за его яростные нападки на Жореса. Однако на первый план его труда выдвигается моральный облик Пеги, его несгибаемость, душевная стойкость. По мысли Роллана, человек, нравственно чистый и цельный не может принадлежать к лагерю реакции, даже если он в каких-то своих мыслях и высказываниях и соприкасается с ним. Значит, нельзя — как бы ни были серьезны ошибки и заблуждения Пеги — отдавать его современным мракобесам.

На этой основе и строит Роллан свой анализ мировоззрения и творчества Пеги. Да, Пеги был религиозен, но его вера имела мало общего с католической догмой, он не раз критиковал — подчас весьма остро и зло — христианскую церковь. Да, любовь Пеги к Франции в последние годы его жизни приобретала оттенок националистической исступленности, побуждала его высокомерно и неприязненно относиться к другим народам. Однако Роллан убежден, что господствующей страстью Пеги в эти годы была искренняя привязанность к родине и вместе с тем — предвидение немецкой агрессии, желание дать ей отпор.