И, наверное, лезли в голову сомнения: «Может быть, я действительно не прав, а все, что говорил Каганович, и есть самая настоящая, чистая и честная правда? Просто Бубекин, Салтанов и Файнберг очень ловко замаскировались, затаились, а он — тысячи раз призывавший комсомольцев к политической бдительности, сам оказался политическим ротозеем, проглядевшим, что творилось под самым его носом?!» И тут же возникал контрдовод: «При чем тут ЦК комсомола, если Серега Салтанов, например, уже с X съезда ВЛКСМ не работал в комсомоле, а в высокой инстанции — заведующим отделом. И арестован он, работая там…»

Что и говорить — трудное, противоречивое, запутанное было время. Сегодня это покажется чудовищным, но тогда даже дети арестованных родителей — подростки, юноши и девушки — подчас слепо верили в виновность своих отцов.

Чем же была обусловлена эта вера и даже их публичные признания в ее истинность? Лицемерием, трусостью, небезосновательным опасением за собственную жизнь?

Это — боль наша. Всенародная, неизбывная боль нашего горя еще на многие-многие годы. Боль и позор.

Психология поведения современников Косарева, их образ мышления, и его тоже, формировался под впечатлением громких судебных процессов, начавшихся с 1934 года. На их сознание воздействовали многочисленные публикации в газетах о допросах и признаниях обвиняемых — людей известных, а в недалеком прошлом даже и популярных в стране. Некоторые из них проходили в следственных материалах и привлекались к суду неоднократно, каждый раз — по более глубокому обвинению. У многих людей нет-нет да возникали смутные сомнения, но вера в правдивость печати оказывалась сильнее.

Процессы происходили в «завершающий период строительства социализма в основном». С каждым годом все ощутимее чувствовалось приближение к желанной великой цели. К ней шли трудным путем, с величайшим напряжением моральных и физических сил, порой через большие испытания, даже лишения. Потому-то и предстали перед народом обвиняемые на тех процессах — не в образе противников, а непримиримых врагов всенародной борьбы за социализм.

Можно ли было относиться к врагам общенародной цели, сторонникам реставрации капитализма в СССР равнодушно, без ненависти?

Судили на тех процессах относительно не так уж многих людей. Потому-то элементарная логика и подсказывала продолжение суждения: «Разве их жалкая кучка, сама по себе, могла представлять реальную угрозу огромной стране, социалистическому строительству и многим миллионам его участников, без опоры внутри страны? Без массовой организации ее грязного дела? Не могла! Это — понятно каждому. Значит, должен быть, не мог не быть большой заговор — с тысячей, сотнями тысяч его участников!..»