6

…Вторник. У Константина Константиновича Арсеньева очередной журфикс. За окнами огромной гостиной зимние сумерки. Здесь, в Царском Селе, они чуточку поприветливее, чем в Петербурге — то ли снег лежит побелее, то ли больше простору. На стенах, затененные абажурами, горят керосиновые лампы, отбрасывая колеблющиеся блики на золоченые рамы картин, потрескивают дрова в камине.

Посреди гостиной, за небольшим столиком уже расположился докладчик — аскетического вида мужчина с небольшой раздвоенной бородкой, с черными красивыми бровями. Время от времени он окидывает отрешенным взглядом рассаживающуюся вдоль стен публику, и тогда видно, как вспыхивают его пронзительные глаза. Владимир Сергеевич Соловьев готовился прочесть реферат «Личность и общество»…

Расселись поудобнее в креслах Петр Дмитриевич Боборыкин, Анатолий Федорович Кони, Владимир Данилович Снасович, князь Голицын… — вспоминала одна из участниц журфикса в записках «Жили-были», — молодежь заняла стулья, а несколько человек стояли в дверях гостиной. Сегодня послушать знаменитого философа собралось много народа. Хозяйка, несколько экзальтированная мадам Арсеньева, обменивалась светскими любезностями с дамами — Еленой Ефимовной Манухиной и мадемуазель Энгельгардт, прочитавшей на прошлом журфиксе реферат об Элизе Ожешко и все еще находящейся «при своем успехе».

Наконец воцарилась тишина…

«— Если перед глазами петуха провести меловую черту, то петух не в состоянии ее перепрыгнуть; она кажется ему непреодолимым препятствием в силу самовнушения. — Голос у Соловьева мягкий и в то же время удивительно властный. Он с первых минут подчинил себе внимание слушателей. — Со стороны загипнотизированного петуха это довольно понятно, но менее понятно со стороны разумного существа. Такою меловою чертою является мнение о личности и обществе, как о взаимно противоположных началах, тогда как одно без другого немыслимо; как личность не может выработать свой нравственный облик вне общества…, так точно и общество, состоящее из личностей, не может низводить свою составную часть до нравственного нуля, потому что тогда оно и само превратится в нуль».

Кони вдруг пришла неожиданная мысль: «Что этот петух — красивая фраза? Дань риторике? Или Владимир Сергеевич самолично ставил опыты с петухом?» Он представил себе Соловьева, проводящего меловую линию перед изумленным, отливающим всеми цветами радуги петухом, и улыбнулся. Спасович, на этот раз не дремавший, как обычно, в тихом уголке, а внимательно слушавший референта, поймал улыбку Кони и усмехнулся. Наверное, тоже обратил внимание на «петуха».