Отзвуки мултанского дела Кони чувствовал еще долго. Летом 1896 года Анатолий Федорович, отдыхая в Швейцарии, писал К. К. Арсеньеву о нападках на него одного из своих недругов — Игнатия Платоновича Закревского: «Хороша и ст[атья! его о Мултанском деле! Надо заметить, что ему как persona grata в М-ве отлично известны мои столкновения по этому делу. Он повторяет все упреки, деланные мне, — тоже, очевидно, с целью подслужиться…»
Закревский поместил свою статью «К мултанскому делу» в «Юридической газете».
Поводом для этого письма стало полученное Кони известие о том, что Закревский стал автором «Вестника Европы». «Признаюсь, я не очень завидую «В. Е.», которому грозит честь иметь сотрудником такого г-на!» — сетовал Анатолий Федорович.
Кони — П. А. Гейдену:
Кони — П. А. Гейдену:23 ноября 1896 г.
«Дорогой друг Петр Александрович.
Пишу тебе
Ты знаешь, что более года как я подвергаюсь разным инсинуациям и злословию со стороны сенатора Закревского, вполне презренной личности, думающей, по-видимому, этим путем снискать себе сочувствие. Я отвечал на все его печатные выходки презрительным молчанием и лишь избегал встречи с ним. Но вчера вечером, в заседании комиссии о суде присяжных под председательством Муравьева, я вынужден был встретить этого прохвоста, и он имел нахальство развязно подойти ко мне и протянуть мне руку. Я ему своей не подал… Произошло это при свидетелях и имело, как мне кажется, очень выразительный характер. Он весь передернулся и вскоре удалился из комиссии. С моей точки зрения, то, что я считал необходимым сделать, — очень оскорбительно — и если бы кто-нибудь позволил себе это против меня, я послал бы ему вызов.
Такого же жду я и от Закревского, если только он не холуй последнего сорта…
Я прошу тебя, если последует вызов (я его приму), быть моим секундантом…»
Закревский оказался «холуем последнего сорта»…
4
Кассационный департамент сената, в котором Конн был обер-прокурором, к середине 90-х годов сильно изменился. «Он пополнялся людьми новой формации, — писал Анатолий Федорович, — получившими звание Сенатора за услужливость и почтительность и принадлежавшими по своему душевному складу к многочисленному потомству наиболее популярного из сыновей Ноя. Эти люди приносили с собою крайнюю узость взглядов, буквоедство и непонятную в старческом возрасте черствость… Мне приходилось, давая заключения почти по каждому делу в департаменте, сталкиваться то с безмерным самолюбием и самомнением Гончарова, то с бездушием Люце, то с коварством Таганцева, то с двуличием Репинского, то, наконец с откровенною подлостью господина Платонова, а иногда со всем этим вместе и сразу… и всегда относившегося ко мне враждебно и злобно палача Дейера».