Традиционно это стихотворение сравнивают с пушкинским «Я помню чудное мгновенье...» и тютчевским «Я встретил вас — и всё былое...». Во всех трёх похожая композиция: два события в прошлом и настоящем, две встречи с женщиной. Легко увидеть, что стихотворение Фета — самое трагическое и пессимистическое. У лирического героя Пушкина повторная встреча с возлюбленной возрождает былое чувство и вместе с ним пробуждает и воскрешает самого поэта. У Тютчева утверждается, что в пожилом поэте не умерла способность любить, хотя вторая встреча и окрашена грустью, поскольку речь идёт о весне, проглянувшей среди поздней осени.
У Фета в первой строфе описан высокий экстаз, упоение происходящим, момент, когда струны рояля и сердца слушателей дрожат в унисон «за песнею», как никогда прямо и сильно показан момент идеального слияния людей и мира. И одновременно этот экстаз как будто ущербен, потому что включает в себя заведомо неосуществимое желание: «И так хотелось жить, чтоб, звука не роняя, / Тебя любить, обнять и плакать над тобой». Слово «хотелось» выражает суть: это момент погружённости в иллюзию, когда желание вечной любви, «не кончающихся объятий» настолько сильно, что как будто заменяет собой реальность, заставляет забыть о невозможности его осуществления. Во втором эпизоде к лирическому герою возвращается та же иллюзия. Пение снова рождает («веет, как тогда, во вздохах этих звучных») то же желание «тебя любить, обнять и плакать над тобой», столь страстное, столь упоительное, что оно на миг будто становится реальностью. Возрождается сама способность мечтать, желать неисполнимого. Иллюзии, однако, не могут длиться долго — они рассеются, когда замрёт последняя нота. Стихотворение, конечно, не о желании «обнять Таню», а об искусстве, которое (и здесь явная перекличка с философией Шопенгауэра) даёт кратковременное спасение от «томительных и скучных» лет жизни. Соединяя две эмоциональные картины, оно бесконечно более философское, чем рассудочное «Среди звёзд».
Впрочем, от некоторых жизненных тягот Фет решил избавиться самостоятельно. К середине 1877 года он задумал резко поменять свою жизнь. Непосредственным толчком послужило «бегство» племянницы. Фет вспоминает, что, возвращаясь из Москвы без Ольги, понял, что не хочет видеть своё такими трудами обустроенное «гнездо»: «Ошибался ли я, или во мне говорило инстинктивное чувство самосохранения, но я вдруг почувствовал себя окружённым атмосферою недоброжелательства, резко враждебного моим наилучшим инстинктам. Мирная, отстроенная, обросшая зеленью Степановка сделалась мне ненавистна. Я в ней задыхался»514. Поэт пожаловался верному Посту, и деловой управляющий тут же обещал своему патрону продать Степановку и купить взамен другое имение, которое будет ему по вкусу. Оставалось узнать мнение жены, которая, очевидно, выразила согласие, после чего Александр Иванович отправился по Курской железной дороге на поиски продающегося имения. Уже через два дня от него пришла телеграмма: «Подходящее имение близ Московско-Курской чугунки — 850 десятин за 100 тысяч нашёл. Отвечайте Курск»515.