Начали этот роковой путь жирондисты, которые уже в первый день, 20 сентября, постарались захватить все руководящие посты в президиуме собрания, а потом и в комиссиях. Этим они обнаружили свои жалкие корыстные намерения. Собственно, еще до начала работы Конвента в газетах и в разных выступлениях лидеры Жиронды начали атаку против революционных сил, против Коммуны, против вождей монтаньяров. Воспользовавшись призывами Марата к диктатуре, создают миф об угрозе триумвирата (Робеспьер — Марат — Дантон), хотя лидеры монтаньяров не только не помышляли об этом, но не имели еще никакой основы для простого политического сотрудничества между собой. Стоило Момору, типографщику, активному члену Клуба кордельеров, посланному комиссаром Коммуны в провинцию, высказать довольно смутно свои личные идеи о разделе земельной собственности, как жирондисты создают страшный призрак «аграрного закона», посягательства на частную собственность вообще. Наконец, коварно используются для нападок на монтаньяров сентябрьские избиения в тюрьмах, хотя жирондисты — министр Ролан или мэр Парижа Петион — сами ничего не сделали для их предотвращения или прекращения. Жирондисты не скрывали своего нетерпеливого желания разделаться с монтаньярами, с революционной Коммуной, с Робеспьером и Маратом. Возникла опасность превращения Конвента в арену сведения счетов, а не в центр мобилизации, объединения сил революции, чем он мог и должен был стать. Эту угрозу уловил Дантон и попытался ее ослабить.

21 сентября Дантон поднимается на трибуну Конвента, чтобы предотвратить опасную для революции междоусобную борьбу. Как всегда, истинное величие соединяется у него с лукавством и хитростью. Ни на кого не нападая, никого конкретно не упоминая, он хочет помирить всех во имя высших целей революции:

«— Необходимо, чтобы вы, вступая на широкое поприще, которое вам предстоит, в торжественной декларации ознакомили народ с чувствами и принципами, которыми вы будете руководствоваться в вашей деятельности. Не может существовать иной конституции, кроме той, которая текстуально при всеобщем поименном голосовании принята большинством первичных собраний. Вот это вы и должны объявить народу. И тогда все пустые призраки диктатуры, все бредовые идеи о триумвирате, все нелепости, придуманные для того, чтобы нагнать страху на народ, рассеются, ибо ничто не будет считаться конституционным, кроме того, что будет принято народом. После этой декларации нам придется выступить с другой, не менее важной для свободы и для общественного спокойствия. До сих пор мы будоражили народ, ибо надо было поднять его против тиранов. И сейчас еще необходимо, чтобы законы были столь же беспощадны против тех, кто эти законы нарушает, чтобы народ оставался таким же беспощадным, каким он был, громя тиранию: необходимо, чтобы законы карали всех виновных, чтобы народ был в этом отношении вполне удовлетворен. По-видимому, некоторые достойные граждане опасались, как бы пылкие поборники свободы не нанесли вред социальному порядку, доводя свои принципы до крайности. Ну что ж! Откажемся от всяких крайностей; провозгласим, что всякого рода собственность — земельная, личная или промышленная — будет сохранена навеки и что государственные налоги будут взиматься по-прежнему. Вспомним далее, что нам предстоит все пересмотреть, все воссоздать заново; что сама Декларация прав не лишена изъянов и что ее тоже должен подвергнуть пересмотру истинно свободный народ».