Год 1933-й — это рубеж, после которого жизнь Берггольц круто изменилась. 25 июня в больнице в Сиверской умирает ее девятимесячная дочь Майя. Пережитая трагедия словно приоткрывает в поэтессе силы, ранее дремавшие, спящие в ожидании своего часа. Через боль, через страдание прорастает настоящий, живой голос:

Эти строчки появилось спустя три года, когда умерла вторая дочь, Ирина. Стихотворение-диптих так и будет называться «Два стихотворения дочери». Но в этих строчках уже будет слышен ритм «Февральского дневника»:

Оттого и оживут блокадные стихи Берггольц, и отдадутся мгновенным узнаванием в сердцах людей, что сама Блокада зарифмуется с пережитым прошлым: все это Ольга уже видела, уже пропустила сквозь себя, а потому имеет право говорить от имени сотен тысяч ленинградцев.

На фоне личных трагедий литературная жизнь Ольги Берггольц вполне благополучна и даже успешна. Она сотрудничает с издательствами «Детская литература», «Молодая гвардия». О ее повести «Углич» комплиментарно отозвался Максим Горький. В окололитературных кругах стали ходить слухи о ней, как о приспособленке, двигающейся «по линии партии». Ольгу это задевало, безусловно, но она уже осознавала меру своего таланта и места в литературной иерархии 1930-х годов. Она верный, искренний советский писатель. Громила в печати обэриутов, Хармса и Введенского, начинающего Юрия Германа. Ее приняли во вновь образованный Союз писателей. Но внутренний надлом уже был определен, и это стало не только следствием пережитых личных несчастий. Ее вера в социализм (не безосновательная, надо сказать) сталкивается с окружающей реальностью. Муж, Николай Молчанов, был более осторожен в оценках происходящего. Они часто спорили. У Николая портилось здоровье, стали учащаться припадки эпилепсии. Ольга начинала терять друзей из-за своей непримиримой позиции в отношении партии и коммунизма. После смерти Кирова в 1934 году общественно-политическая обстановка в стране стала стремительно накаляться, начались отставки, исключения из партии, аресты. К 1936 году массовые посадки людей уже стало невозможно не замечать. Ольга искала компромисс в своей душе, пыталась соотнести реальность и идеал, веру в партию. «Иду по трупам? — пишет она в дневнике. — Нет, делаю то, что прикажет партия»[306].

В марте 1936 года умерла дочь Ирина. После ангины у девочки началось осложнение, уходила она тяжело, мучительно, задыхалась, теряла сознание. Вместо традиционного креста Ольга распорядилась поставить на могиле пирамиду с красной звездой. По воспоминаниям сестры Марии, когда на место захоронения пришел священнослужитель, чтобы отпеть усопшую, Ольга закричала и в гневе прогнала попа. Убежденная атеистка, она и в горе оставалась верна своим принципам. Пройдет несколько лет, и, оставленная всеми (а главное, партией, которую она любила всем сердцем, которой была предана всем своим существом), находясь в застенках тюрьмы, Ольга переосмыслит действительность, себя в этом страшном и героическом времени. От прежней идеалистки не останется и следа. И вот такой, обновленной, она войдет в Блокаду. А стихов, посвященных Ирине, будет написано много. Все они впоследствии войдут в цикл «Память».