В то время подобных показаний было более чем достаточно, чтобы арестовать человека. Во время тюремного срока Берггольц неоднократно подвергалась психологическому и физическому воздействию. Говоря проще, ее били, на нее кричали, не давали спать. В тюрьме она потеряла ребенка. Выкидыш произошел на шестом месяце беременности. Ей больше не суждено будет родить. Каждый раз на шестом месяце беременности организм, запомнив этот точный срок, будет отторгать дитя.
«Следователь. Подумайте хорошо! Вы еще можете спасти ребенка. Только нужно назвать имена сообщников.
— Нет, гражданин следователь. Я ребенка не сохраню. (И в это время кровь как хлынет…) Немедленно отправьте меня в больницу!
— Еще чего захотела!
— Называйте меня на вы. Я — политическая.
— Ты — заключенная.
— Но ведь я в советской тюрьме…
Меня все-таки повели в больницу. Пешком. По снегу. Босую. Под конвоем.
— Доктор Солнцев! Помогите мне!
Сидели несколько врачей. Не подошел никто. Молодой конвойный со штыком наперевес, пряча слезы, отвернулся.
— Ты что, солдатик, плачешь? Испугался? А ты стой и смотри, как русские бабы мертвых в тюрьмах рожают!
— Доктор Солнцев! Вы на воле. Вы можете передать моему мужу, что Степки больше нет… всего два слова, понимаете, два слова: „Степки нет!“
С тех пор ни мальчики, ни девочки у меня больше не рождались»[313].
Берггольц освободили из тюрьмы за недоказанностью состава преступления. Она не признала вину и никого не оклеветала. Вышла страшная, обновленная, с уничтоженной верой в партию, необретенной верой в Бога. Не сломленная. Пытающаяся жить дальше. Было ли это чудо или «пересменка», когда сменивший Н. И. Ежова во главе органов госбезопасности Л. П. Берия проводил чистку ставленников своего предшественника, в связи с чем некоторые старые дела пересматривались, на какие-то просто махнули рукой, какие-то расследовали объективно. Или это уже Город вмешивался в ее судьбу, готовя Берггольц для большего? Понимая, что ни один поэт-мужчина не сможет стать пульсом и голосом сотен тысяч голодных ленинградцев? Как знать…
И тем не менее первое, что сделала Ольга Берггольц после освобождения, — подала заявление в бюро райкома ВКП(б) Московского района Ленинграда о восстановлении в кандидатах в члены ВКП(б). 17 июля 1939 года ее восстановили, а в феврале 1940-го Ольга стала членом партии. Но уже без восторга, без пиетета перед членским билетом, не веря в его силу и правду, просто потому, что таковы правила игры. Но человеку обязательно надо во что-то верить. Мечта оказывается сильнее. В дневнике 6 ноября 1939 года Берггольц записала: «Завтра 22 года Октябрьской революции.