Муж ее, Николай Молчанов, скрыв свою эпилепсию, 26 июня 1941 года ушел добровольцем на фронт, но уже через месяц был комиссован. Ольга потом утверждала, что, когда Николай вернулся с фронта, они «влюбились в друг друга с какой-то особой обостренно-нежной, предразлучной влюбленностью… Помню, стояли мы один раз с ним на солярии, бомбежка была дикая, было светло от пожаров как днем, и этот свист от бомб — подлый и смертный. Я изнемогала от страха, но стояла, я же была комиссаром дома. И Коля вдруг подошел ко мне, взял мое лицо в ладони, поцеловал в губы и сказал: „Знаешь, если один из нас погибнет, то другой обязан досмотреть трагедию до конца“, я ответила: „Ладно, Коля, досмотрю“»[318]. Николай Молчанов был один из немногих, кто не отвернулся от Ольги во время ее ареста, писал письма всем, кому только можно и нельзя. А на комсомольском собрании, когда его поставили перед выбором, спокойно положил свой комсомольский билет на стол со словами: «Отрекаться от жены — недостойно мужчины». По воспоминаниям современников, это был очень светлый, чистый человек. Ольга всю жизнь будет хранить память об этом свете, как о пределе, образце не человеческой, но небесной природы. И всю жизнь будет к этому свету тянуться.

В конце июня Союз писателей направил Ольгу на работу в Радиокомитет. Его редактором стал молодой военкор Юрий Макогоненко, который сразу же начал за Ольгой ухаживать. Она с благосклонностью принимала эти знаки внимания.

На радио в те первые месяцы войны выступали многие поэты и писатели, от Бориса Лавренева, Сергея Прокофьева и впоследствии погибшего Ореста Цехновицера до Анатолия Мариенгофа и Анны Ахматовой. Ольга Берггольц в те первые месяцы не выделялась среди других, но уже тогда в ее стихах стали появляться те ноты личного обращения к каждому ленинградцу, которые через несколько месяцев будут дарить людям надежду и давать силы в замерзших, темных декабрьских квартирах. В архиве Ленинградского радио сохранился список писателей, поэтов и журналистов — корреспондентов Радиокомитета в период блокады. В этом списке 67 имен, не считая штатных сотрудников. Но Голосом блокадного Ленинграда стала одна Берггольц.

Ольга записала в дневнике: «22 августа 1941. Ровно два месяца войны. В этот день, два месяца назад, мы о ней узнали. Какой суровый подъем был, как все надеялись… А сейчас — уныние, упадок, страх. Мы проигрываем войну — это ясно.

Мы были к ней абсолютно не готовы, — правительство обманывало нас относительно нашей „оборонной мощи“. За восемь лет Гитлер сумел подготовиться к войне лучше, чем мы за 24 года»[319].