Только благодаря им мы хоть отчасти уяснили себе, в чем заключались те принципы, которыми руководился Некрасов, когда отбрасывал одни варианты стихов и заменял их другими.

Изучение черновых вариантов не было самоцелью для нас: эти черновики интересовали нас лишь потому, что с их помощью мы стремились понять ту или иную особенность окончательных некрасовских текстов. Для выполнения этой задачи приходилось заниматься анализом разрозненных отрывков из стихотворений Некрасова, и только теперь, когда этот труд позади, мы можем наконец перейти от изучения мелких фрагментов к полным, законченным некрасовским текстам — и раньше всего к «Железной дороге». Ибо «Железная дорога» есть центральное произведение Некрасова: в этой поэме, в ее немногих строках, сосредоточены именно те наиболее типичные особенности его дарования, которые образуют в своей совокупности единственный в мировой литературе некрасовский стиль — стиль революционно-демократической поэзии шестидесятых годов. Во всем литературном наследии Некрасова едва ли найдется другая поэма, в которой так полно и рельефно сказалось бы все своеобразие его мастерства.

К сожалению, в настоящее время замечательная самобытность «Железной дороги» уже почти не ощущается нами: к этой великой поэме мы привыкли со школьной скамьи. Но стоит только сравнить ее с другими стихами о железной дороге, которые в эпоху Некрасова были написаны другими поэтами, и мы сразу же, в силу контраста, почувствуем, как должна была она поразить современников своей смелой новизной и необычностью.

Попытаемся же хотя бы вкратце припомнить наиболее заметные из тогдашних стихов, связанных с железнодорожной тематикой.

Вот эти стихотворения — одно за другим. Самое раннее появилось в печати уже через месяц после того, как в феврале 1842 года был подписан указ о постройке первой крупной магистрали Москва — Петербург. Славянофил Погодин, издававший тогда журнал «Москвитянин», поместил в этом журнале обширную оду в честь будущей железной дороги. Автор оды, профессор Степан Шевырев, ревнитель православия, самодержавия и казенной «народности», доказывал в напыщенных стихах, что железная дорога у нас на Руси — святое, богоугодное дело, осуществляющее волю земного царя и небесного.

Для славянофильского ханжи и краснобая «путь железный» оказывался привлекателен главным образом тем, что отпавшие от старозаветной Москвы ненавистные автору петербургские жители отныне получат возможность ездить в поездах на богомолье к чудотворным московским святыням.

Ода была полна отвлеченностей: в качестве строителей железной дороги в ней действовали не крепостные крестьяне Витебской, Псковской, Новгородской губерний, а такие абстракции, как «дума владыки», «воля бога», «свет знаний» и пр. Одописец как будто нарочно старался, чтобы в его дифирамбах не было ни единого конкретного образа. Он, например, восклицал: