Между тем какие же горы и бездны на станции Любань или Чудово! Нужен полный отрыв от реальности, от подлинной русской жизни, чтобы декламировать о горных вершинах Николаевской (ныне Октябрьской) железной дороги, построенной на одной из самых плоских — порою болотных — равнин.

Железная дорога еще строилась, когда «Москвитянин» самым решительным образом отказался от своих недавних похвал и восторгов. В сдвоенной книжке за май — июнь 1845 года небезызвестный в Москве стихотворец Дмитрий Струйский выступил с курьезными стихами, написанными в таком же витийственном стиле, где отзывался о железных дорогах с самым откровенным презрением.

Стихи были, в сущности, посвящены авиации, которой тогда еще не было. А так как в воображении тогдашних людей самолеты представлялись в виде больших паровозов, к которым приделаны крылья, автор попутно излил свою злобу и против железных дорог:

Железные дороги представлялись этому приверженцу патриархального быта воплощением самых низменных человеческих чувств. Такое отношение к великому завоеванию техники более соответствовало идеологии тех реакционных кругов, органом которых служил «Москвитянин», чем вышеприведенные стихи Шевырева.

Дорога была закончена в 1851 году. Когда к ней чуть-чуть попривыкли, поэты перестали вещать о ней в таком отвлеченно-напыщенном стиле. Да и стиль этот к тому времени выдохся. Понемногу о железной дороге стали говорить по-домашнему, без всяких ораторских жестов, негромким голосом, интимно и лирично.

Именно такие стихи посвятил ей тогда Яков Полонский, чудесно передавший пульсацией быстрых, отрывочных строк стукотню и громыхание вагонных колее:

Характерно здесь чувство покорности, безволия, непротивления, бессилия, обычно присущее социально растерянной поэзии Полонского. В стихах говорится, что он и рад бы убежать из вагона, чтобы навестить свою мать, побеседовать с другом, живущим в глуши, или влюбиться в промелькнувшую девушку, но

У другого замечательного лирика, А. А. Фета, тоже есть стихотворение «На железной дороге». Но не в отрывистых анапестах изображает он эту дорогу, а в спокойных, уверенных ямбах. Железная дорога доставляет ему одни только радости. Ему милы и паровозные искры, и снежные дали, и озаренные луною деревья, но милее всего ночная, прежде невозможная близость с находящейся в том же вагоне молодой и привлекательной женщиной: