Он помолчал немного…
— В ваших рисунках есть какая-то свежесть… чистый воздух… Я очень, очень надеюсь на вас… Никаких Арлекинов, никаких Пьеро, никаких Панталонов…
— Простите… Вы про какие «панталоны» говорите?
— Ну, да знаете, и про маски комедии дель арте — «маску Панталоне». Да и про графику: черные чулки и пышные белые панталоны! Она главным образом в Москве процветает… Словом, эстеты из «Весов» и «Скорпиона». Словом, «апельсинство»! Как сказал когда-то покойный Блок!
Мне вспомнились и работы самого Левицкого в журнале «Аполлон». Что-то многодельное, старательное, «грамотное» и суховатоскучное. Какие-то шуты «герцога Гонзаго», какие-то аккуратные паркеты, угнетающие по скуке, и еще перья, перья, перья!..
— Итак, я чувствую, мы понимаем друг друга…
— Да ведь хочется, чтобы и искусством как-то «пахло в этой струе», — робко сказал я. — Полезно, нужно… это одно… Но когда это без того, чтобы и «голова закружилась», — то это работа поденщика, унылого поденщика…
— Ну, как же! Как же!.. Разве бы я пришел к вам, если бы вот «этого самого» в работе, которую я вам предлагаю, — не было!.. Не позволил бы себе к вам заглянуть, перешагнуть порог!
Человек он был милый и приятный, но так, однако, какой-то процентик и бестолковщины… тоже был!
Вскоре он ушел, и, закрывая за собой дверь, он еще раз обернулся и сказал:
— Помните… никаких Панталоне и никаких панталонов!
Ничего интересного я, конечно, от этой работы не ожидал… Но военный коммунизм уже кончился, сопутствующие ему «пайки» и карточки тоже! В жизнь вошел червонец! Его надо было зарабатывать!
Разгружать вагоны на железной дороге, барки на Неве или научиться ловить этот червонец своим очень несовершенным графическим искусством!
О живописи нечего было и думать… О ней как-то все, кому ведать надлежало, перестали вспоминать.
Театр, книжная графика… это еще «хлеб»! Даже у «великих» мастеров живопись никто не покупал!
И опять через неделю раздался стук в дверь.
— Это — только для вас! — раздался голос Владимира Николаевича. — Я как увидел эту тему, так сразу и подумал: «Нет, эту уж для Владимира Алексеевича! Дудочки! Никому не дам эту тему из „ядра“! Только для него»!
Он, действительно, самым искренним образом чем-то мною был очарован, хотя, конечно, и видел как присяжный график, что я еще очень, очень незрел!
— Вот тут детишки, дети новой эпохи… Не забудьте это подчеркнуть… Ну, они тут на дворе играют… Зима, там с горы катаются. А на первом плане лепят снежную бабу! — Он запнулся. — Нет, снежную женщину!.. Нет, нет… снежную скульптуру! Ну, тут в руках у ней метла… Два уголька вместо глаз. Морковка вместо носа… Это вы будете делать с удовольствием… Предчувствую: это у вас выйдет… ну, в стиле рисунков к книге Евреинова… Там у вас Шекспир хорошо нарисован… — Он улыбнулся. — Ну, как, угодил? Да, да, позабыл сказать… Только цилиндр у него, у нее на голове не должен быть. Это, знаете, — по-немецки… буржуазный рисунок… Ну, какую-нибудь кепочку пролетарскую надвиньте на нее… Это будет и ново и забавно. Создадим графику без «панталонов».