Я ушел вместе с режиссерами.

В двенадцать часов следующего дня я был на квартире Радина. Толстой был один. Трезвый, умный, проницательный, без всякого «наигрыша», без всякого эдакого: «Закон! Ничего не могу поделать!» Передо мной был другой человек. Манера разговаривать была у него с режиссерами из Ростова одна, манера говорить с художником, которого он, по-видимому, «зауважал», другая…

Этот проницательный и умный взгляд я и постарался передать в своем рисунке. Взгляд с «веселой хваткой».

Только уже после сеанса он подбежал к телефону:

— Это секретарь наркома путей сообщения? Девушка, соедините меня с наркомом Халатовым. (Халатов был уже не директор Государственного издательства художественной литературы, а стал наркомом путей сообщения.) Нет?! Ушел и больше сегодня не будет? Скажите ему, девушка, что звонил Толстой… Да, писатель Толстой, ну, конечно же, не Лев Толстой, а другой, тоже писатель… Вот именно. Вы знаете, «Смерть Иоанна Грозного»… Вы читали? Очень, очень рад… Видели в Художественном? Да, да! Мне самому эта драма очень нравится… Ах, и стихи знаете? «Средь шумного бала, случайно, в тревоге мирской суеты»… Уверен, уверен, что тайна покрывает и ваши черты, девушка… Так вот, вы напомните Халатову, я уже говорил ему, ему только напомнить надо. Два билета до Сочи… В международном вагоне, двухместное купе, по броне ЦИКа. Ну, запишите, девушка, чтобы я был спокоен! По броне ЦИКа.

«Средь шумного бала, случайно…» — продолжал напевать Толстой, отойдя от телефона. — Ох, хлопотная жизнь какая! Как же просто махнуть из Парижа в Ниццу! А тут все звони да звони… Все звания свои перечисляй. Объясняй, какого калибра ты Толстой, первого, второго или третьего.

Усердствовал он, по правде сказать, излишне. В те времена так было легко достать билет любого «удобства», пятерку носильщику — и все уже готово, по любой броне. Вероятно, в этом выуживании всяких благ был и свой азарт. При его деньгах все было доступно без звонков, без перечисления званий.

Сеанс был закончен.

Толстой стал завтракать. Я отказался. Он вкусно ел, не переставая что-то рассказывать, вкусно держал своей пухлой, мягкой рукой тоненькую ножку рюмки дорогого стекла. Лихо, по-гусарски опрокидывал рюмку в смачный рот! Он был очень похож на Монахова в «Грелке» в тот момент, когда он завтракает. Не хватало только костюма по рисунку Александра Бенуа.

Мне хотелось поговорить с Алексеем Николаевичем.

— Когда я читал ваше «Черное золото», я очень живо представил себе нарисованные вами образы. Мне даже захотелось иллюстрировать их.