Как легко и радостно было на душе. С каким наслаждением я прислушивался к разговорам участников съезда после его окончания, сам окунулся в эту дружескую, братскую среду. Да, именно братскую! Когда я занимался пропагандой в Москве в рабочих кружках, я очень дорожил теми тесными товарищескими отношениями, которые у меня устанавливались с некоторыми из рабочих, но это были именно только товарищеские отношения. Здесь, среди крестьян, которых я видел впервые в своей жизни, я чувствовал нечто большее – они относились ко мне, как к брату, с какой-то лаской, любовью.

Чем это объяснялось, я не знаю – быть может, большей непосредственностью, простотой и чистотой крестьянской натуры, крестьянской жизни. Да и вся обстановка была иная – мы не сидели в маленькой и тесной рабочей квартире, в накуренной комнате, в постоянном ожидании и напряженном страхе, что вот-вот ворвется полиция и всех нас схватят, – мы были на вольном воздухе, под открытым небом, нам светило солнце, вокруг нас была свежая, веселая зелень; и мы не боялись, что нас схватит полиция, – по всем окрестным деревням караулили наши люди и были готовы немедленно отправить к нам верхового с предупреждением о приближающейся опасности. Веселой гурьбой мы отправились после съезда купаться на протекавшую поблизости Десну. Сколько было веселья, криков, песен! Никогда не забуду я этих впечатлений.

В Чернигов я вернулся вместе с Михаилом Биценко, и он в пути много рассказывал мне о своей работе среди крестьянства. Эти рассказы еще больше укрепляли во мне уверенность в том, что наша работа среди крестьянства – большое и полезное общественное дело.

Из Чернигова на небольшом пассажирском пароходе сначала по Десне, а потом по Днепру, я стал спускаться вниз. Петров день (29 июня) уже миновал – всюду кругом шли сенокосы. С парохода часто можно было видеть, как большие группы крестьян и крестьянок косили траву, ворошили сено. Сенокос в русской деревне один из самых живописных и веселых моментов трудовой жизни. Я сидел на верхней палубе и с наслаждением смотрел на эту картину. Воздух был полон аромата скошенной травы.

В Киеве я остановился на два дня – там у меня было свидание с нашими военными работниками: военная организация в Киеве была одна из лучших в партии.

Дальше я опять отправился на пароходе. В Кременчуге я никого из товарищей не нашел – наша партийная организация только что вся была переарестована, и я был рад, что благополучно унес оттуда ноги. Зато в Екатеринославе нашел всех, кого мне было надо, но там работа шла главным образом среди рабочих. А это было мне уже не так интересно. Самый город – после живописных украинских городов, утопающих в зелени, – показался мне скучным: жарко, пыльно, нигде даже тени не найдешь.