Помню, как ухмылялся надо мной соседский мальчишка: «Иди, там к вам дядька безносый приехал».

Мне было неудобно от этих насмешек, но я бежала домой, знала, что дядя привёз гостинец — кулёчек конфеток. Это были либо горошек, либо резаные леденцы.

Приезжал дядя только на праздник «Святой Троицы», потому что был великий труженик. Всю свою жизнь проработал трактористом в совхозе «Красный Октябрь». За добросовестный труд имел немало благодарностей от руководства.

* * *

Я согласна с Фрейдом — основателем психоанализа — «Детство предопределяет всю дальнейшую жизнь».

Дядя Миша вынес из своего детства страхи, бережливость, осторожность. Кто-то говорил о его скупости, потому что при перепашке совхозного картофельного поля он брал с собой подросших дочерей и заставлял их собирать оставленный после уборки картофель. Перед его глазами, думаю, вставали картины из детства, где они собирали с мамой тошнотики. А тут добротные клубни брошены…

Дядя Миша дорожил каждой веточкой деревца, посаженного для детей. Как-то передал, чтобы я приехала и собрала оставшиеся ягоды. Утренним автобусом с радостью я ехала к дяде. Мне показали кусты крыжовника, края которых были обобраны. К ягодам без ранений невозможно было пробраться, но я, невзирая на трудности, не оставила ни одной ягодки в самой середине кустов. Дядя, посмотрев в ведёрко, где было собрано литра полтора, удивлённо произнёс: «О, так ты ещё и собрала много! Ты пройдись по вишням, добавишь к крыжовнику».

Весь огород был обсажен вишнями. Я осторожно прошлась по всем. На одной вышла осечка. Тянулась за вишенкой — порвалась резинка, которой была привязана веточка вишни. В итоге я набрала с литр сочных тёмно-вишнёвых ягод. Довольная я отправилась домой на обеденном автобусе.

В конце августа я уезжала на учёбу в Трубчевск. Чтобы успеть на первый автобус до Брянска, пришла переночевать к дяде. Он был хмурым, неразговорчивым. Я человек полезависимый, поэтому не знала, куда себя подевать. Тётя Маруся тоже ходила молчаливая, потом всё же сказала: «Ты собирала вишни, сломала ветку. Знаешь, сколько нам тут пришлось выслушать ругани». Я робко заметила, что ветка до меня была сломана и привязана старой резинкой, которая от времени сгнила.

Тётя Маруся — жена дяди Миши, добрейшая, душевная женщина. Иногда мне казалось, что она моя родня. На следующий день тётя проводила меня и тихонько сунула мне три рубля, сказав при этом, чтобы я никому не говорила. Позже, когда я к ней приезжала, она всегда плакала, называла меня «Куколкой, дочечкой», радовалась: «Я хоть наговорюсь с тобой».