И все же твердых доказательств не было. Рене продолжал настаивать на своей невиновности. Высшее руководство, включая Луи, было убеждено в обратном. Только Гленцер, человек из руководства, присутствовавший при ограблении, поддерживал его. Рене пригрозил обнародовать свое увольнение, и, как позже писал Пьеру Жак, у него были высокопоставленные друзья, поэтому они не хотели рисковать. И все же те немногие члены руководства, которые знали об ограблении и подозревали Рене, угрожали объявить забастовку, если он будет приходить в офис. Жак предложил Рене взять длительный отпуск и подождать, пока ситуация успокоится.

В случае Луи надежды на спокойствие не было. Разъяренный, он отправился к дочери и потребовал, чтобы она быстро и тихо развелась с Рене. «Он был таким свирепым, – вспоминала потом Анна-Мария, – что меня вряд ли это могло убедить. Его жестокость так мучительна для меня». Несмотря на гнев Луи и прошлые шалости мужа, Анна-Мария стояла за Рене, убежденная в его невиновности. В конце концов Жак выступил посредником, заявив, что они должны найти доказательства до вынесения обвинения. «Даже если бы он был способен на такой идиотский поступок, его нельзя было заставить потерять и работу, и жену из-за предположений».

Жак посетил парижский офис и выслушал все показания против Рене. Были подозрения по поводу двух предыдущих ограблений, в том числе – сапфира, украденного три года назад. Копнув глубже, Жак обнаружил, что те ограбления расследовал один из директоров фирмы, Коллен. Он попросил дать ему право поговорить с Колленом, но Луи отказался, сказав, что ситуацию нужно держать в секрете. Здесь, как ни странно, Жак действовал за спиной Луи. Убежденный, что его старший брат ведет себя неразумно, он написал Пьеру, предлагая ему поговорить с Колленом о предыдущих кражах, не упоминая нынешней. Пьер немедленно ответил: «Одобряю твою идею расспросить Коллена».

Пьер и Жак часто приходили в отчаяние из-за вспыльчивости Луи, но редко шли против его воли. Однако сейчас они сделали это – на благо семьи и фирмы. Не хотели, чтобы об этом писали в прессе («мы должны заботиться о репутации нашего Дома»), и не видели другого выхода, кроме как взять расследование в свои руки, учитывая «инфантильное поведение» старшего брата. Разговор с Колленом не дал новых доказательств, но постепенно все больше и больше людей в Cartier узнавали о скандале. Все было чрезвычайно противоречиво. Те, кто подозревал Рене, были вне себя от ярости, другие возмущались беспочвенными обвинениями. «В Доме больше нет семейной атмосферы», – жаловалась Анна-Мария.