Ровно за три дня до этого события я был в гостях у маминой подруги. Среди гостей находился племянник ее мужа – С. В. Мадорский, врач с мировым именем, работавший в военном госпитале им. Н. Н. Бурденко. Мы рядом просидели за столом весь вечер, хохотали, а когда я уходил, он протянул визитку: «Коля, если что-то нужно, звоните». Посмотрев на карточку, я еще подумал: «Надо же, невролог… Зачем мне невролог? Вот, если бы кардиолог или травматолог – это понятно. А невролог? Не везет мне с докторами, никаких знакомств в городе нет».

Вернувшись домой из поликлиники ГАБТа, я позвонил в театр, сказал, что меня сбила машина и что на гастроли ехать не могу. Известие моментально разлетелось по кабинетам и гримерным. В руководстве тут же сделали вывод: Цискаридзе – симулянт, недовольный своим гонораром, решил поставить ультиматум театру и подвести труппу на ответственных заграничных гастролях. Буквально через час мне уже звонили из дирекции: «Завтра вы должны выйти на работу! В противном случае вы будете уволены за прогул». На напоминание, что у меня есть официальный больничный лист, сообщили: «Ваш больничный аннулирован. К вам сейчас подъедут наши доктора». На дом мне прислали: терапевта, хирурга и психиатра. Осмотрев меня, они вынесли вердикт – здоров!

Я знал этих докторов с момента прихода в Большой театр. Они считались хорошими специалистами и не могли не увидеть, что у меня сотрясение мозга. Если бы мне хотя бы кто-нибудь из них тихонечко сказал: «Колечка, мы вынуждены сейчас это сделать, у нас приказ тебя выписать. Но ты знай, у тебя сотрясение». Хотя бы так. А они, хохоча мне в лицо, заявили, что у меня всё в порядке.

В театре полный триумф Акимова, не устававшего повторять: «Я же говорил, Цискаридзе – аферист! Я же вам говорил!» После визита докторов ко мне приехала театральный клерк, привезла «суточные» и билеты в Лондон на 20 апреля, то есть через день надо улетать.

48

Я пребывал в состоянии абсолютного шока. Мало того что я очень плохо себя чувствовал, в театре меня во всеуслышание объявили лжецом, грозили «заставить выйти на сцену и доказать», что я вру! Внезапно вновь зазвонил телефон, в трубке послышался взволнованный голос Максимовой: «Коля, в театре говорят…» Я рассказал Екатерине Сергеевне все, как было на самом деле. «Не знаю, что ты будешь делать, – сказала она взволнованно, – но где угодно найди доктора, сделай независимую экспертизу! Меня в свое время уговорили танцевать с недолеченным сотрясением мозга. Из-за этого я упала на репетиции и сломала спину, у меня закружилась голова, я не поняла, где находится пол… Тебе надо непременно попасть в госпиталь Бурденко, сделать снимок…»