И еще удивительный момент. Если в декорациях С. Вирсаладзе, созданных для «Спящей красавицы», «Раймонды», я чувствовал себя гармонично, то декорации «Лебединого озера», когда я танцевал Принца, ощущались как нечто громоздкое и давящее. А исполнять Злого гения в них же мне было совершенно комфортно.

Чем старше я становился, тем тяжелее мне давался этот балет. Я танцевал Принца и Злого гения, как сочинил Григорович, ничего не облегчая, а еще и добавляя безумных прыжков в шпагаты, количество пируэтов во вращениях. До меня Злого гения исполняли, как однажды выразился Ю. К. Владимиров: «Ползком-ползком, цок-цок!» Есть записи «Лебединого» Григоровича, там всё видно.

Репетируя с Фадеечевым, я часто сокрушался: «Николай Борисович, зачем я все это придумал? Так все до меня хорошо было, все просто, без наворотов». Тот хохотал: «А я тебя предупреждал, Коко, постареешь, будет сложно». – «Может, отменим?» А он мне: «Коля, автор жив!» Это была его любимая фраза. «Так никто же это, кроме меня, не делает!» – «Так их и не зовут Цискаридзе», – усмехнулся Николай Борисович.

51

За июнь я станцевал какое-то дикое количество спектаклей – своих, не своих, чужих. После премьеры в партии Принца я сел в самолет и вернулся в Лондон, чтобы выйти в «Симфонии до мажор» и «Шопениане».

Моя вовлеченность в репертуар Мариинского театра объяснялась, я уже о том говорил, исключительно доброжелательным отношением ко мне В. А. Гергиева и чисто коммерческими соображениями со стороны М. Вазиева. На тот момент я был самым востребованным, то есть самым продаваемым, танцовщиком в России. Спектакли с моим участием в Мариинском театре стоили в четыре раза дороже, чем с любым другим артистом, и попасть на них было невозможно, продавались даже пропуска на подставные стулья.

«Симфонию до мажор», которую я исполнял невероятное количество раз в Москве и Петербурге, в Лондоне мы с Вишнёвой зачем-то репетировали до моего посинения. В результате, танцуя один из спектаклей, я завалился прямо на сцене, как говорится, присел на «четыре точки».

Я никогда не любил пустые репетиции. Предпочитал все быстро проверить, ведь спектакль уже сделан, и уйти. В свободное время я, как обычно, отправлялся в очередной музей или по театрам, чтобы увидеть что-то новое. Вишнёву такой порядок вещей очень раздражал. Как-то я предложил: «Диана, давай я тебя свожу в музей?» Она приезжала в Лондон множество раз за семь или восемь лет своей карьеры, но никогда не бывала ни в одном музее этого города.

Гастроли приближались к завершению, я ждал свою «Шопениану». И тут на вопрос: «А когда мой спектакль будет?» – говорят, что вместо «Шопенианы» в последний день гастролей – двойник «Шехеразады» М. Фокина. Заявленный на утренний спектакль исполнитель уехал. Танцевать закрытие гастролей считается непрестижным, пресса в этот день в зале уже не появляется. «Сможешь?» – спросили меня. «Смогу, но я никогда этот балет целиком не танцевал». – «Ну подумаешь, осталось целых два дня, станцуешь!»