Спонсор, который купил для Насти всех и все, что продавалось, а, как оказалось, продавалось многое, хотел, чтобы Пети поставил для нее балет в Большом театре, с которым она бы победно объездила весь мир. Продумали даже премьеру в Париже, которая должна была состояться в Théâtre des Champs-Élysés. «Я отказался, – повторил Пети, – она красивая женщина, я с ней провел репетицию. Мне стали предлагать большие деньги и за репетицию, я сказал, нет, спасибо, мне это не надо. Сказал, что эстетически она не моя балерина. Я не смогу сделать хорошую работу, если она не моя балерина!»
61
Известие, что Юг Галь лично пригласил меня танцевать в Парижскую оперу, сразило, как удар молнии главу нашей балетной труппы, и не его одного. У Акимова были свои звезды и свои планы. О нем Семёнова как-то сказала: «Человек, который никогда не был на троне на сцене, всегда будет завидовать тем, кто на этом троне был».
Не успели, как говорится, отгреметь аплодисменты в честь «Пиковой дамы», как до моего сведения довели, что в Парижскую оперу я не еду, поскольку в Большом театре ставится «Тщетная предосторожность» Ф. Аштона. Я выслушал это сообщение молча. Ко мне подошел Александр Грант, который переносил этот спектакль, и сказал, что очень хочет, чтобы я в нем танцевал.
Для меня «Тщетная предосторожность», которую поставил Аштон, – лучшая версия этого балета. Однако еще со школы помню, как Пестов говорил: «Ну, какой из Коли крестьянин?» Я честно сказал Гранту: «Я обожаю этот балет, но хотел бы в нем танцевать только вдову Симон». «Но вы идеальный классический танцовщик! Какая вдова Симон?!» – воскликнул Грант, ошалевший от такой идеи. Но с моей стороны это была чистейшая правда. Как правда и то, что, увидев составы исполнителей, выписанные на роль Колена, я понял, что не видать мне премьерного спектакля как своих ушей.
Я опять пошел на прием к Иксанову, сказал, что, если меня не отпускают в Париж, я увольняюсь. Это не блеф, у меня в руках было заявление об уходе. Я сказал, что без работы не останусь, страха у меня нет и что возможности сотрудничества с Парижской оперой больше не упущу. При нашей личной встрече Галь сказал, что он четырежды присылал приглашение «для Цискаридзе» в ГАБТ. Иксанов кивнул головой: «Конечно, поезжайте». Но при этом взял с меня клятвенное обещание, что, как только я приеду из Парижа, тут же станцую «Тщетную».
Как человек слова, вернувшись в Москву после «Баядерки» в Парижской опере, я стал готовить этот спектакль, мне даже сшили костюмы. За время моего отсутствия у нас снова сменилось руководство. Заведующим балетной труппой ГАБТа стал В. В. Анисимов, как и я, ученик П. А. Пестова. Мы с Валерой встречались практически каждый год в тесной компании на дне рождения у Петра Антоновича. Я пошел к нему узнать, когда танцую «Тщетную предосторожность». И совершенно неожиданно услышал: «Сначала МЫ вас должны ПРОСМОТРЕТЬ!» – «Кто мы?» – опешил я. «Я и Борис Борисович Акимов», – ответил Анисимов официальным тоном. «Этого не будет, – сказал я, мгновенно поняв ситуацию: меня никто никогда не просматривал, даже Григорович и Пети». «Тогда вы не будете танцевать этот спектакль!» – важно заявил тот. Я развернулся и ни слова не говоря вышел из кабинета.