Когда Настя вошла, мы с ней поцеловались, она села недалеко от нас со Светой. В 2002 году Волочкова и Захарова, тогда еще балерина Мариинского театра, были выдвинуты на одну и ту же премию на «Benois de la Danse». Настя только вернулась из Лондона. Она осталась там после наших гастролей в 1999 году, где-то выступала, в Москву приезжала редко, а перед возобновлением Григоровичем «Лебединого озера» опять появилась в театре.
За исполнение партии Одетты-Одиллии в этом спектакле ее в 2002 году на «Benois de la Danse» и наградили. Зрительный зал возмутился решением жюри, раздались крики: «Позор!» Мы, участники гала, стоя на сцене, наблюдали, как Швыдкой с Иксановым, оба с большими букетами, рысью пробежав мимо нас, бросились к Волочковой, начали наперебой целовать ей руки, рассыпаясь в комплиментах. Настя воспринимала это как должное, понимая, что «all inclusive».
Это происходило всего год назад… Театральная дирекция уже сидела за столом, когда в зал вошел Швыдкой. Он держал приветственную речь и вдруг произнес какую-то странную фразу по поводу корпоративной этики, выразительно посмотрев на Волочкову. Если честно, я не придал значения этим словам, потому что, как и все в театре, видел их взаимоотношения.
Сезон 2003/2004 должен был открываться «Лебединым озером» с Волочковой и Иванченко. Вдруг известие: дирекция ГАБТа сняла Настю с открытия сезона. Помня мудрое высказывание Семёновой – «Мы служим только Аполлону», я все равно начал готовиться к 19 сентября, к «Раймонде», которую предстояло танцевать с Волочковой. Афиша-то с нашими именами висит, никто ее не трогает. С Настей и ее педагогом Н. В. Павловой репетирую каждый день.
Тут меня вызывают к Иксанову. Он говорит: «Вы сейчас должны выйти к прессе в Белое фойе и на камеры сказать, что отказываетесь танцевать с Волочковой, так как не можете ее поднять, из-за этого ее снимают со спектакля». СМИ уже вовсю обсуждали эту тему: Уваров сразу заявил, что отказывается Настю поднимать, поскольку должен беречь спину; Филин тоже отметился, сказал, что никогда с Волочковой не танцевал и танцевать не собирается. Мое предполагаемое выступление должно было стать «вишенкой на торте». Все знали, что мы с Настей последнее время не ладили.
Выслушав Иксанова, я сказал: «Я не пойду в Белое фойе и ничего говорить на телевизионные камеры не буду. У меня на то две причины. Первая: она – женщина. Вторая – я ее могу поднять. Если я скажу то, на чем вы настаиваете, значит, это я не в состоянии выполнять свои профессиональные обязанности, я такого говорить не буду». Повернувшись, чтобы уйти, я услышал, как Анатолий Геннадьевич в спину мне сказал: «Вы делаете очень большую ошибку, вы об этом еще очень пожалеете».