Бенеш, хотя и считал необходимым продолжить переговоры с поляками о создании конфедерации, все же, почувствовав недовольство Москвы, посчитал нужным настаивать на улучшении советско-польских отношений. Об этом ясно свидетельствует его встреча с Сикорским 2 февраля 1942 г. Польский премьер, инициатор встречи, решил проинформировать президента о дискуссии, которую он вел накануне за ланчем с югославами, греками и бельгийцами. Речь шла о том, чтобы представители оккупированных стран уже сейчас выработали совместную политическую линию в отношении Германии и сформулировали конкретные претензии к ней. Поляки мыслили себя во главе этого процесса, полагая, что можно действовать независимо от великих держав – Великобритании, США и Советского Союза. Бенеш же считал, что эти вопросы надо решать совместно с великими державами, либо, по меньшей мере, информировать союзников о подготовке таких решений, и особенно Россию, которая, по его мнению, «очень чувствительна» к подобным вещам. Иллюзорно предполагая, что война может закончиться в октябре-ноябре 1942 г. и что советская армия вот-вот придет в Европу, Бенеш не хотел конфронтации с Москвой. В записи его беседы с Сикорским значится: «Ведь ясно, что в разгроме Германии русская армия сыграет большую роль, нравится это кому-либо или нет; фактически все мы заинтересованы в том, чтобы в Берлине оказались не только русские или не только англичане, и мы должны стремиться к такому соглашению, чтобы там были, с одной стороны, русские с нами и поляками, с другой стороны, англичане и американцы с бельгийцами, голландцами и норвежцами, короче, все». Бенеш убеждал Сикорского скорее «договориться с русскими», с чем генерал был согласен, но заявил, что его позиция встречает много противников в кругах польской эмиграции[740].

Бенеш был недоволен не только упорством и несговорчивостью поляков, но и той «игрой», которую вела Англия в вопросах чехословацко-польско-советских отношений. Согласно записи беседы Рипки с президентом от 12 марта 1942 г., тот заявил: «Ситуация сегодня уже не такая, чтобы я стоял с шапкой в руке на ступенях Форин Офис. Англичане все еще настороженно относятся к нашим требованиям и тем самым прямо толкают нас в сторону русских. Мы не хотим этого делать, но все же, если русские согласятся с нашими требованиями и предложат нам свою поддержку, естественно, мы не сможем ее отвергнуть и не отвергнем. Англичане все время хотят играть с поляками и все время хотят соглашения между поляками и нами, но своей игрой с поляками против русских прямо осложняют, если не делают невозможным наше соглашение с поляками. Наконец, может случиться, что русские захотят играть с нами, с одной стороны, против поляков, с другой, против англичан»[741]. В конце концов, так и произошло.