Однако к этому времени стало уже ясно, что коммунисты выиграли битву за власть. На местах ее фактически осуществляли комитеты действия «возрожденного» НФ. Перестали выходить газеты партий, противостоявших КПЧ. «Министры-реакционеры», отставка которых еще не состоялась, не были допущены в свои кабинеты. Руководства национальных социалистов, лидовцев и словацких демократов потеряли контроль над членскими массами своих партий, часть которых пошла за левыми лидерами, а часть стала переходить в КПЧ. По инициативе левых в этих партиях были созданы комитеты действия, которые занялись их «чисткой» от «реакции» и завладели печатными органами. 25 февраля коммунисты организовали мощную манифестацию в Праге с участием более 200 тыс. человек и пригрозили начать генеральную забастовку. По улицам столицы продефилировали вооруженные отряды народной милиции. Бенеш с горечью вынужден был признать, что альтернативы принятию отставки не существует. Он был удручен организационным бессилием и малой дееспособностью некоммунистических партий. В одном из писем своим сторонникам, эмигрировавшим на Запад после февральских событий, Бенеш писал: «Они (руководство некоммунистических партий. – В. М.) обвиняют меня в том, что я обманул их доверие, а я обвиняю их в том, что они в решающую минуту не оправдали моих надежд. Я даже не мог себе представить, что им до такой степени не хватает организованности и решимости, когда надо было перейти к активным действиям»[950].

К 25 февраля стало ясно, что стремление возобновить деятельность прежнего НФ уже нереально. В течение четырех дней коммунисты настолько изменили ситуацию, что возвращение за стол переговоров и к дофевральскому состоянию решительно отвергали. Они сосредоточили в своих руках уже столько власти и так хорошо контролировали положение, что были уверены в своей победе. Таким образом, прежний НФ был мертв; одни не хотели, а другие не имели сил его гальванизировать.

25 февраля в 11 часов Бенеш принял Готвальда, Запотоцкого и Носека, которые предложили ему проект нового, дополненного по их желанию правительства, настаивали на принятии отставки 12 министров и быстром решения вопроса. Прозвучали угрозы с обеих сторон: Бенеш – своей отставкой, коммунисты – всеобщей забастовкой. И президент сдался. Во второй половине дня 25 февраля он, наконец, дал согласие на отставку 12 министров, подписал декреты о назначении новых министров и создании правительства «возрожденного» Национального фронта. Как полагал Бенеш, так можно будет хотя бы отчасти сохранить позиции проигравших партий и предотвратить политические репрессии. Сразу после встречи с представителями КПЧ, обосновывая в своем ближайшем окружении принятое им решение, он выдвинул два основных аргумента: опасение, что отсутствие правительства приведет к хаосу и столкновениям, к расколу общества и началу гражданской войны, и убеждение, что сложилась ситуация, при которой любое сопротивление коммунистическому натиску после пяти дней кризиса бесполезно, если оно не началось ранее, 20 февраля[951]. В беседе с секретарем Сикорой на эту тему Бенеш заявил: «Причина того, почему я подписал и принял всё, что мне предложил Готвальд, вытекала из простого рассуждения о том, перед чем мы оказались. Мы находились в двух шагах от ужасной пропасти гражданской войны, в результатах окончания которой не могло быть сомнения, и моей обязанностью как президента было воспрепятствовать тому, чтобы нечто подобное произошло». О возможности своего ухода в отставку после назначения нового правительства, по словам Сикоры, Бенеш впоследствии говорил: «Если кто-либо из наших людей сегодня думает и говорит, что я должен был уйти в отставку, то я отвечаю на это коротко. Вы хорошо знаете, что сначала я действительно хотел так поступить. Потом же я об этом здесь (в Сезимовом Усти. – В. М.) долго размышлял. Что это означало бы? Поражение – уход с позиций. И то, и другое вело бы к неправильным выводам и догадкам. Возможно, это был бы жест. Но для кого? Ничего более и ничего другого, чем жест. Это означало бы размахнуться, бросить камень в воду, пошли бы небольшие волны, говорили бы об этом день-два а потом бы обо всем этом прекрасно забыли. И даже не знали бы, что был какой-то президент Бенеш. В той круговерти, которую мы сейчас переживаем, это определенно выглядело бы так»[952].