Слухи об эмиграции президента оказались, в конце концов, несостоятельными, но ее возможность после февраля постоянно «висела в воздухе», нервируя коммунистов. Слухи эти появились сразу после отъезда Бенеша в Сезимово Усти. В начале марта руководство КПЧ дало указание ограничить эмиграцию бывших министров, однако не предпринимало особо активных действий, чтобы воспрепятствовать их отъезду заграницу. При этом однозначно негативную позицию оно занимало в отношении возможной эмиграции Бенеша и всеми средствами стремилось воспрепятствовать этому. Ведь президент все еще пользовался большим авторитетом в стране и за рубежом, подавляющее большинство его сторонников расценивало действия и решения Бенеша в период кризиса как неизбежные, вынужденные коммунистическим давлением. По-прежнему он являлся символом демократии. И даже немалая часть коммунистов считала президента опытным политиком и относилась к нему с уважением. Положительно оценивал его роль во время кризиса и Готвальд, который на заседании ЦК КПЧ 9 апреля заявил: «Объективно говоря, президент, хотя и под давлением реалий и учитывая их, все же сыграл положительную роль». Бенеша по-прежнему признавали заграницей, и его эмиграция еще более утвердила бы Запад в негативном отношении к послефевральской Чехословакии. Коммунистическое руководство было обеспокоено этими слухами особенно и потому, что не знало о действительных намерениях президента. В непосредственном его окружении найти надежных информаторов ранее не удавалось, но после февраля политической «чистки» не избежал и Град. В Канцелярии президента был создан комитет действия НФ, о чем Бенеш был поставлен в известность. Но первоначальный размах «чистки» комитету не удался, скорее всего, из-за несогласия президента. Тем не менее изменения, согласованные с Я. Смутным, все же произошли. Важнейшим стала отставка личного секретаря президента В. Сикоры, которого сменил Й. Прохазка, и удаление нескольких ведущих референтов, места которых заняли коммунисты. Из пятнадцати новых служащих канцелярии пять высших чиновников и камердинер являлись коммунистами. Вместе с тем среди ее персонала обозначилось и «встречное» движение – подлаживание под новую власть. Но информаторов, которым президент доверял бы и которые ежедневно находились бы в контакте с ним, найти не удавалось[958].

Хотя Бенеш сразу после февраля и не исключал возможность эмиграции, слухи об этом оказались, в конце концов, преувеличенными, а опасение «нелегального» отъезда заграницу – необоснованным. 4 марта в разговоре с министром иностранных дел В. Клементисом на замечание о том, что слухи об эмиграции будоражат общество, президент сказал: «Во-первых, я никогда не пойду против коммунистов. Во-вторых, я не покину республику, не посоветовавшись об этом с правительством. В-третьих, я никогда не думал, никогда не готовил и никогда бы не принял участие в так называемом третьем сопротивлении, поскольку это означало бы, прежде всего, идти против Советского Союза, а я никогда против Советского Союза не шел и не пойду. Тогда бы это означало автоматический союз со всеми неприятелями нашего народа»[959]. 7 марта Бенеш, согласно его записи, заявил Готвальду: «Я не пойду против вас. Не пойду против Советов. Не отправлюсь в эмиграцию для участия в какой-либо акции, то есть не пойду против государства», «ожидаю, что будет дальше», «буду добиваться согласия, того, чтобы не произошло окончательного раздвоения народа. Или же уйду»[960].