— Здравствуйте, меня зовут Энтони Уильям Гир! — Карикатурный низенький толстяк в смокинге с пунцовым лицом, словно персонаж Диккенса со старинной гравюры, протянул пухлую ладошку. — У нас есть чудесное молодое божоле, сегодня прислали. Попробуете?

— Кто это? Хозяин? — спросил я спутницу.

— Да нет, клоуна из Лондона выписали. Типа сомелье. А хозяин наш, питерский. Мой старый друг.

— Коллега по бизнесу? — подмигнул я, намекая на сутенерские дела. — Вроде ведь для воров зашквар!

— Ну есть немного. Свой парень. Засиженный. Но петух, конечно, и сука красноперая[584]. Сейчас на это внимания уже не обращают — понятия в прошлом, теперь чисто бизнес. И она потащила меня к столику. Там двое: ушастые, лысые, дебелые маленькие мужики.

— Женюльчик! — пропищала Лена Зеленкова. — Я привела к тебе звезду!

Мужичок встал из-за столика, согнулся как лакей, но руку не протянул. Я сначала не обратил на это внимания, вцепившись взглядом во второго ушастика. Это был мой хороший приятель Витя Кирьянов, начальник ГАИ и милицейский генерал. Когда-то, еще в звании подполковника, он, в жопень бухой, вечером простоял полчаса под дверью моей квартиры с бутылкой Chivas. Пришел умолять не показывать какой-то очередной сюжет про взяточников в его управлении. Я тогда его так и не впустил. Видимо, это вызвало у гаёвых[585] невероятное уважение, и Витя испытывал ко мне и моей программе пиетет, приглашая меня к себе на Профессора Попова[586] и часами выспрашивая мое мнение о расстановке сил в МВД и ФСБ, о влиятельности вице-губернаторов и надежности разных бандитских авторитетов. Экспертом меня считал ушастый генеральчик. Кстати, потом стал замминистра МВД и долго властвовал в роли императора ГАИ всея Руси. Все время объяснял мне, почему невозможно реформировать дорожную полицию — потому что ГАИ существует не столько для порядка на дорогах, сколько для обеспечения проезда тех-кому-надо туда-куда-им-надо. Ну да ладно. Речь не про Витю, а про Женюльчика. Хотя Витя тоже любил мальчиков.

— Женюльчик, угости нас, — снова пропищала Лена.

Хозяин кабака уже показывал жестами немолодым официантам, что надо обслужить гостей. Опять согнувшись, как половые в дореволюционном трактире, стали пододвигать стулья. Мы присели. Ощущение было неприятное. В хозяине явно проглядывалась петушачья манера. Он инстинктивно старался не прикасаться к предметам, которыми пользовались гости. Вот такая повадка. Ох, господи! Времена и нравы… Приехали… Я врубился, зачем на входе англичанин — чтобы пожимать гостям руки. Хорошая работа у парня.