Оставили на ночь подумать. И понимал Женька, что врут они все. Как только он деньги переведет, так его и кончат. Не дурак он все-таки, чтобы в чудеса верить. И стал молиться, вот как умел. Христу, Будде, Аллаху, Иегове, силам всевышним и духам голодным буддистским. Богиням каким-то, деревья вспоминал на родных алтайских перевалах, что ленточками украшены. Типа сила в них. И вдруг почувствовал, что не то делает. Что кто-то один его судьбу решает, а не коллегия небесных судей. И он увидел нечто в самом себе. Сначала ему хотелось заключить сделку. Он говорил Всевышнему: спаси меня, а я всю жизнь в тебя верить буду. А потом, уже под утро бессонной ночи в каменном мешке паттайской тюряги, вдруг осознал: надо вручить себя судьбе. Ничего не просить. Но верить. В милость этой самой судьбы. И делать то, что она велит. И не бояться ничего. Вообще.

Утром снова пришли. Принесли опять ноутбук. Женя послал письмо, скан паспорта и перевел деньги. Тогда его связали резиновыми жгутами. Хозяин дайв-центра, который русский, когда-то был детским врачом в Новосибирске. Милейший такой, весь из себя йог и буддист. Он выпростал Женькину руку, поправил жгут и сделал инъекцию в вену. Женя, конечно, решил, что яд. Отрубился мгновенно, подумав: как легко ты меня забрал, Всевышний! Хвала тебе! Это же лучшая смерть — совсем не больно в сладком тумане. Но это был не яд. Это была огромная доза морфия и еще какой-то дряни, от которой, по замыслу, Женя должен был забыть, как его зовут, кто он и что с ним произошло. Очнул ся он через сутки, когда трое в цветных наколках выкинули его из багажника. В маленьком городке Джорджтаун. В Королевстве Малайзия. Лежал три дня в канаве. Ничего не помнил. Без документов. Но в кармане лежала мелочь. И Женька стал молиться опять. А что ему оставалось делать-то? Только Бога просить. И он просил — о вразумлении, о новом пути, о спасении, о том, что бы выжить и выдержать все испытания. О том, чтобы вспомнить свое имя, понять, где он и что произошло.

Это был 1998 год. Женька валялся в канаве с дурной головой от адского коктейля и читал свои бессвязные молитвы заплетающимся языком. Потом брел куда-то в джунгли. Возвращался на дорогу. Видел деревни и города. Его, безумного, кормили какие-то дети. Какие-то старики выносили картонки, чтобы он спал не на земле. Какие-то женщины приносили воду. Он не знает, сколько недель прошло, но много. Месяца через три он стал вспоминать, что он русский, что Женя, что беглец. Постепен но вспомнил, что был когда-то очень богат, но теперь обречен на нищету, что у него никого нет, что в Казахстане его ждет тюрьма, в Таиланде — смерть, в Россию никто не пустит, бежать некуда. И Женя зашел в первую попавшуюся мечеть и рассказал муфтию о себе. А что может сделать муфтий? Он дал Жене перевод Корана на английский, немного денег и адрес своего брата, который неподалеку держал ресторанчик. Женя кое-как доплелся до нужного места. Его переодели, подстригли, накормили, уложили спать на циновке. А наутро стали показывать, как готовить малайские блюда в меню ресторана. И стал наш Женя поваренком.