Как уже отмечалось, на наш взгляд, философские разногласия использовались лишь как прикрытие в политической борьбе, и не они были первопричиной раскола. Недаром, даже в 1908 году Ленин писал Горькому, что хотя «некую драку между беками по вопросу о философии» он считает «совершенно неизбежной», «но раскалываться из-за этого было бы… глупо» так же, как было бы «непростительной глупостью» «мешать делу проведения в рабочей партии тактики революционной социал-демократии ради споров о том, материализм или махизм». Поэтому «подраться из-за философии» нужно так, чтобы «“Пролетарий” и беки, как фракция партии, не были этим задеты»[677].

В философской дискуссии Ленина и Богданова был, на наш взгляд, и еще один весьма серьезный аспект, на который обратил внимание Богданов в своем ответе на «Материализм и эмпириокритицизм», который он не случайно назвал «Вера и наука». Разбирая ленинскую критику в свой адрес, он справедливо обратил внимание на «главный мотив», повторяющийся на всем протяжении ленинской книги, – это «борьба за идею абсолютной и вечной истины, борьба против принципа относительности всякого познания». «Во всей путанице трех различных концепций абсолютной истины у нашего автора, – пишет Богданов, – неизменно звучит один и тот же мотив – требование остановки научного познания на известном пункте, декретирование невозможности идти далее, если не в целом, то хоть в его частях, если не в исследовании, то в методе… Всюду статика, опирающаяся на веру, объект которой – абсолютное»[678].

По мнению Богданова, главная проблема этого подхода вовсе не в тех философских идеях, которые он порождает (хотя с ними он аргументировано спорит на всем протяжении своей работы), а в том складе мышления, характере мировоззрения, отражением которых он является. Приведя высказывание Ленина «“Единственный вывод из того, разделяемого марксистами, мнения, что теория Маркса есть объективная истина, состоит в следующем: идя по пути марксовой теории, мы будем приближаться к объективной истине все больше и больше (никогда не исчерпывая ее); идя же по всякому другому пути, мы не можем прийти ни к чему, кроме путаницы и лжи” (стр. 160)», Богданов справедливо замечает: «…главным выводом из этого (признания “метода, заключающегося в исторической теории Маркса” абсолютным. – А. М.) делается формальное идеологическое запрещение искать других точек зрения, – утверждается, что никогда никакие другие методы ни к чему, кроме путаницы и лжи привести не могут»[679]. Но ведь это же фактически запрет на развитие марксизма, возведение в абсолют марксовых взглядов без оглядки на то, что в изменившихся условиях они могут и должны быть скорректированы.