В шпетовском конспекте богдановского выступления читаем: «Возникновение знания: астрономия (сельское хозяйство! Мореплавание)»[904]. И вот как этот тезис трактует сам Богданов в «Тектологии»: «С астрономией обычно соединяется мысль об отрешенности от всего земного, о чисто познавательном, чисто идеальном интересе. Трудно впасть в ошибку более грубую и наивную: нет науки более непосредственно-практической»[905]. И далее: «При земледельческом оседлом быте потребовалось усовершенствование этих методов, преимущественно для ориентировки во времени: определение сроков полевых работ, а следовательно, точное разделение годового астрономического цикла процессов природы. <…> Дальние торговые путешествия, сухопутные и еще более морские с их насущнейшей потребностью в пространственной ориентировке дали следующий толчок развитию астрономии, которая тогда же освободилась от религиозной оболочки»[906].

Шпет не соглашается с такой интерпретаций и напротив записи об астрономии делает добавление от себя. Воспроизведу запись еще раз полностью: «Возникновение знания: астрономия (сельское хозяйство! Мореплавание) → греческая мысль “само по себе”. → Универсальное знание не в силу “сельского хозяйства”, а в связи с религией, жречеством, т. е. мировоззрение»[907]. Развертку этого замечания мы находим в его конспекте лекций по истории науки: «<Евдокс дал> геометрическое объяснение движения планет – за что <считается> основателем “математической астрономии”»[908].

Казалось бы, различия точек зрения Богданова и Шпета налицо. И тем не менее, мы можем сделать предположение, что их разность не является пропастью. Они ближе друг к другу, чем это может показаться на первый взгляд. И я рискну сказать, что их взгляды во многом оказываются созвучными. Шпет, как и Богданов, полагает, что теоретическая деятельность исторически меняется, не заканчивается. Только у Богданова философия превращается в тектологию (учение о строительстве, всеобщую организационную науку[909]), а у Шпета она как теоретическая деятельность становится специализированной. Но здесь проявляется разность в понимании специализации.

Специализация по Шпету это мастерство, софия. «“софiа” не есть “мудрость”, и “софос” – не “мудрец”. Формально “софiа” есть названная уже мною perfectio, а по существу “софос” – тот, кто смыслит в том, чем он занят; “софос” может быть и плотник, и игрок на флейте, и поэт, и мыслитель. Вот подлинно европейская идея софiи – мастерство в том, за что берешься, и это – подлинно европейская добродетель. <…> европейский досуг… породил философию, любовь к мастерству даже в разрешении личных сомнений и беспокойств»[910].