– Он хотел подвергнуть нас резкой критике на заседании Политбюро, но в мою защиту решительно выступил первый секретарь ЦК компартии Украины Станислав Иванович Гуренко, сказавший, что он согласен с докладом Прокофьева, и, если Горбачев оставит в силе тезис, критикующий Московский горком, он выступит с протестом на пленуме ЦК. И Горбачев убрал этот тезис.

– Полторанин цитирует в книге вашу записку, переданную Горбачеву в январе 1991 года (автор пишет, что ее ксерокопировали и распространяли по рабочим коллективам). В ней вы предупреждаете о наиболее вероятном сценарии развития событий, при котором Союзный договор окажется торпедированным, и на месте СССР возникнет Содружество суверенных государств, то есть то, что мы получили в лице СНГ. Как складывались ваши отношения с последним генсеком?

– Таких записок была не одна и не две. Я их писал и от себя лично, и от Московского горкома КПСС. Наша партийная организация в определенном смысле находилась в противостоянии к Горбачеву, и чем дальше развивались события, тем это противостояние усиливалось. Поэтому наши личные отношения не могли быть хорошими. Они не сложились с самого начала. Михаил Сергеевич не хотел, чтобы я стал первым секретарем. Он видел в этой должности свою кандидатуру – секретаря Фрунзенского или Ленинского райкомов. Когда я в нашем здании на Старой площади поднимался с ним в лифте на пятый этаж, генсек сказал: «Если тебя будут предлагать, возьми самоотвод». Мою кандидатуру выдвинули. Я, выступая на пленуме горкома, самоотвод не взял, но сказал, что мне трудно будет работать, потому что я даже не состою в ЦК партии, а до сих пор секретарями Московского горкома были члены Политбюро. Поэтому прошу делегатов пленума взвесить и принять правильное решение. Большинство секретарей райкомов проголосовали за меня. Это, конечно, не могло понравиться Горбачеву. И еще такая деталь. В кабинете первого секретаря, когда его хозяином был Виктор Васильевич Гришин, висел портрет Ленина. Лев Николаевич Зайков, заняв кабинет, рядом с Лениным повесил портрет Горбачева. Я, заступив в должность, попросил управляющего делами к майским праздникам оставить на стене одного Ильича. Генсеку, естественно, тут же донесли, и он на ближайшем совещании в перерыве сказал мне: «Ты там обживаешься, у тебя, говорят, получается. Но смотри, не заносись».