Увлечённость идеей чревата. Однажды придётся себе сказать – нет. Или признавать собственную грешность, преступность. Не делать вид, что ничего не происходит. Но ты увлечён, продолжаешь работать внутри этой адской машины и задним числом её оправдываешь, оправдывая и свои действия. Разумеется, оправдывают всегда с оглядкой на самые высокие цели. Все на благо человека, все во имя человека, мы хотим, как лучше и проч.

М. К. вспоминает случай с физиком В. Гейзенбергом. Тот сотрудничал с нацистским режимом, никуда из Германии не уехал, в отличие от А. Эйнштейна. Но понимая роковую роль деяний режима, он решился на то, чтобы уйти в отставку. Он пришёл за советом к старому М. Планку и спрашивает, как ему быть? Ведь ученый или профессор, работающий в университете, должен понимать, что он всё равно должен кричать «Хайль, Гитлер!». Он даёт присягу режиму. Он всё равно становится участником общего нацистского дела, будучи включённым в машину уничтожения. Даже если ты сидишь в тиши лаборатории, ты никого не убил, никого не предал. М. Планк ему и отвечает: нельзя быть на этом месте и надеяться остаться без греха, есть грехи, которые надо взять на себе, и не оправдывать себя задним числом. Не надейтесь и не стремитесь после того, что случилось, остаться невинным. Никто не останется невинным.[163] Ты уже содеял своё, сделал выбор, и это твой путь, твоё испытание.[164]

Итак, прустовская тема ещё раз, акцентирует М. К., – это тема того, что можно назвать прямым опытом: что я сам действительно испытал – не подумал, что испытал, не вербально имитировал испытание (что мы очень часто делаем), а сам действительно испытал, таков я и есть. Это связывается у М.К с проблемой формы – форма есть то, посредством чего нечто действительно случается, случается как событие, реальное – реальное переживание, реальная мысль, реальное чувство, реальный акт веры. Так, как мы можем, мы так и действуем в зависимости от того, какую форму, какой орган жизни сделаем. М. К. избегает обязательности нравственного акцента и нудительности поступка М. М. Бахтина. Мы живём как можем. Что мы может сделать, то и делаем. Но такими и существуем. Что мы можем действительно выполнить, чтобы было событием – то и случается, и так и живём [ПТП 2014: 805]. Нельзя (онтологически невозможно) заставить человека быть добрым, счастливым, умным, сильным. Он живёт как может. У него есть шанс. А дальше – каждый пользуется этим шансом в зависимости от своего самоопределения.

Поэтому роман М. Пруста, замечает М. К., это своего рода «миродицея», оправдание мира. Не назначено ещё ничего заранее, никакого места, никакого пути. Какое-то место всегда есть. Но никто не знает его реально. Есть опыт оправдания Бога, есть опыт оправдания человека, а есть оправдание мира – миродицея. Я излагаю, говорит М. К., своего рода миродицею, оправдание мира – это существенная тема у М. Пруста: мир устроен таким образом, что все годится – не назначен никакой момент, не назначено место. Все годится…» [ПТП 2014: 810].