«Мистер Васильчиков, фаворит, оказался слишком ограниченным, чтобы иметь серьезное влияние или завоевать доверие императрицы. Теперь на смену ему пришел человек, который, скорее всего, обретет и то, и другое, причем в самой наивысшей форме. Когда я сообщил Вашей Светлости, что выбор императрицы не одобрили и партия великого князя [включая Панина], и Орловы <…> вы не удивитесь, что это вызвало величайшее удивление у всех».

«Мистер Васильчиков, фаворит, оказался слишком ограниченным, чтобы иметь серьезное влияние или завоевать доверие императрицы. Теперь на смену ему пришел человек, который, скорее всего, обретет и то, и другое, причем в самой наивысшей форме. Когда я сообщил Вашей Светлости, что выбор императрицы не одобрили и партия великого князя [включая Панина], и Орловы <…> вы не удивитесь, что это вызвало величайшее удивление у всех».

Пока новости распространялись среди придворных, графиня Румянцева написала своему мужу – генералу, который всего несколькими месяцами ранее был командиром Потемкина во время русско-турецкой войны. «Мой дорогой, теперь нам придется обращаться за прошениями к Потемкину».

Панин, несмотря на предупреждения, которые он высказывал Екатерине относительно Потемкина, был рад переменам, поскольку они означали уменьшение влияния Орловых. Никто не высказал участия беспомощному Васильчикову, который до сих пор жил во дворце и стал причинять серьезные неудобства. Екатерина была увлечена новым фаворитом и даже восхищалась его многочисленными победами над другими женщинами. «Не удивляюсь, что весь город бессчетное число женщин на твой счет ставил, – писала она ему. – Никто на свете столь не горазд с ними возиться, я чаю, как Вы». Однако она хотела, чтобы он принадлежал только ей. Не прошло и недели с написания ее «Искреннего признания», как она уже ждала, что Потемкин придет к ней ночью. На следующий день она писала ему:

«Я не понимаю, что Вас удержало. <…> Вы <…> не пришли. Но не изволь бояться. Мы сами догадливы. Лишь только что легла и люди вышли, то паки встала, оделась и пошла в библиотеку к дверям, чтоб Вас дождаться, где в сквозном ветре простояла два часа; и не прежде как уже до одиннадцатого часа в исходе я пошла с печали лечь в постель, где по милости Вашей пятую ночь проводила без сна<…> как бы то ни было, но хочу тебя видеть и нужду в том имею».

«Я не понимаю, что Вас удержало. <…> Вы <…> не пришли. Но не изволь бояться. Мы сами догадливы. Лишь только что легла и люди вышли, то паки встала, оделась и пошла в библиотеку к дверям, чтоб Вас дождаться, где в сквозном ветре простояла два часа; и не прежде как уже до одиннадцатого часа в исходе я пошла с печали лечь в постель, где по милости Вашей пятую ночь проводила без сна<…> как бы то ни было, но хочу тебя видеть и нужду в том имею».