Екатерина была рада принять его в этой роли. Она считала Потемкина самым привлекательным мужчиной изо всех, кого встречала, и почти не замечала его поврежденного глаза. В тридцать три года он стал набирать вес, его тело уже не было таким стройным, как прежде. Привычка кусать ногти перешла у него в подобие одержимости. Но это не имело значения. Екатерина писала Гримму: «Я рассталась с, несомненно, прекрасным, но очень скучным человеком [Васильчиковым], коему тут же была найдена замена – сама не знаю как – в лице одного из самых великолепных, самых удивительных и занимательных эксцентриков железного века».

Ссоры бывали с самого начала их отношений. И дня не проходило без сцен, и почти всегда начинал Потемкин, а Екатерина делала первый шаг к примирению. Он не верил в постоянство ее чувств к нему, изводил и ее, и себя вопросами и упреками. Поскольку большая часть его писем и заметок утрачены, сохранилась лишь незначительная часть того, что он писал к ней, но письма Екатерины к Потемкину дают представление о том, что он говорил ей. В любом случае она старалась смягчить его и льстила ему, как капризному ребенку:

«Нет, Гришенька, статься не может, чтоб я переменилась к тебе. Отдавай сам себе справедливость: после тебя можно ли кого любить. Я думаю, что тебе подобного нету и на всех плевать. Напрасно ветреная баба меня по себе судит. Как бы то ни было, но сердце мое постоянно. И еще более тебе скажу: я перемену всякую не люблю.

«Нет, Гришенька, статься не может, чтоб я переменилась к тебе. Отдавай сам себе справедливость: после тебя можно ли кого любить. Я думаю, что тебе подобного нету и на всех плевать. Напрасно ветреная баба меня по себе судит. Как бы то ни было, но сердце мое постоянно. И еще более тебе скажу: я перемену всякую не люблю.

Незачем сердиться. Только нет, пора перестать тебе дать уверения: ты должен уже быть преуверен, что я тебя люблю <…, Я хочу, чтоб ты меня любил. Я хочу тебе казаться любезною <…, Хочешь, я сделаю тебе экстракт из сей страницы в двух словах, и все прочее вымараю: а вот он – я тебя люблю.

Незачем сердиться. Только нет, пора перестать тебе дать уверения: ты должен уже быть преуверен, что я тебя люблю <…, Я хочу, чтоб ты меня любил. Я хочу тебе казаться любезною <…, Хочешь, я сделаю тебе экстракт из сей страницы в двух словах, и все прочее вымараю: а вот он – я тебя люблю.

Миленький, как тебе не стыдно. Какая тебе нужда сказать, что жив не останется тот, кто место твое займет. Похоже ли на дело, чтоб ты страхом захотел приневолить сердце. Самый мерзкий способ сей непохож вовсе на твой образ мысли, в котором нигде лихо не обитает».