Если бы Микеланджело далее отправился во Францию, его жизнь и история искусства могли бы сложиться иначе. Однако, как он пояснял в письме Баттисте делла Палла, «прибыв в Венецию, я осведомился, и мне было сказано, что, дабы попасть туда, надо пройти по немецкой земле и что дорога эта опасная и трудная». Весь север Италии находился под властью имперских сил, а сам император пребывал в Пьяченце, ожидая, когда можно будет двинуться в Болонью для встречи с папой.

Судя по всему, делла Палла сам собирался перебраться во Францию. «Поэтому я решил узнать от Вас, когда Вам угодно будет ехать, если Вы все еще не передумали… Прошу Вас мне об этом сообщить и где Вы хотите, чтобы я Вас ждал, – и мы поедем вместе»[1115]. Однако в ответ он получил не подробное описание маршрута, а невероятный поток патриотических разглагольствований.

Делла Палла находился в состоянии религиозной экзальтации, к которой примешивалась немалая доля шовинизма. Он был совершенно уверен в том, что вражеским войскам, стоящим лагерем под стенами Флоренции, «нанесут поражение доблестные флорентийские отряды». Его внутреннему взору предстало видение городских фортификаций, превратившихся для него в некую навязчивую идею: вот они, не нынешние, временные, а созданные на века, с несокрушимыми стенами и бастионами, защищают священный град от любых вторжений и посягательств на всю неизмеримую вечность.

Повсюду в городе делла Палла зрел «всеобщую и восхитительную ревность к свободе и желание сохранить ее любой ценой, страх Божий, равного коему не сыскать в прочих народах, упование на Господа и убежденность в правоте нашего дела». Он ожидал «возрождения мира и пришествия золотого века», каковыми флорентийцы, по его мнению, смогут наслаждаться в грядущем[1116].

30 сентября, вместе с несколькими другими беглецами, Микеланджело был объявлен вне закона; впрочем, дополнительно сообщалось, что он избегнул бы наказания, если бы вернулся к 6 октября[1117]. Однако делла Палла добился для него охранной грамоты, которая позволяла ему вернуться во Флоренцию в течение всего ноября. Вместе с охранной грамотой он переслал Микеланджело десять писем от других друзей, наперебой умолявших его спасти себя, своих близких, свою честь, свою собственность, вернувшись во Флоренцию, и, более того, стать свидетелем будущей блестящей победы и вполне насладиться оной. Друзья убедили Микеланджело возвратиться, хотя его терзали опасения и дурные предчувствия, как впоследствии он поведал Кондиви. Его-де заставили подчиниться «слезные мольбы» и призывы к его патриотизму.