«Обратной стороной медали» стало критическое, почти жестокое отношение Микеланджело к собственному искусству, движимый которым он, в частности, разбил две свои последние скульптуры и, как мы уже видели, регулярно устраивал аутодафе, сжигая свои рисунки. Сохранившиеся графические работы, пожалуй примерно пятьсот, – все, что осталось от наследия, составлявшего несколько тысяч, причем большинство из них Микеланджело либо уничтожил сам, либо приказал уничтожить своим помощникам. Подобные «сожжения на костре» повторялись постоянно.

Если еще раз процитировать Вазари, «мне известно, что незадолго до смерти он сжег большое число рисунков, набросков и картонов, созданных собственноручно, чтобы никто не смог видеть трудов, им преодолевавшихся, и то, какими способами он испытывал свой гений, дабы являть его не иначе как совершенным»[1488].

* * *

Более сорока лет Микеланджело сетовал на то, что он, мол, стар и смерть его близка. Но теперь он действительно достиг преклонных лет и предчувствовал близкий уход. В августе 1561 года, ранним утром, Микеланджело потерял сознание[1489]. Босой, он работал в помещении, где вырезал статуи и где хранил свой мрамор. Там он пробыл около трех часов, а потом его слуга Антонио услышал, как он упал, бросился на помощь и обнаружил его лежащим на полу без чувств: лицо его было искажено, руки и ноги неестественно вывернуты. Неудивительно, что Антонио заключил, будто его хозяин умирает. К нему тотчас же поспешили Франческо Бандини и Томмазо Кавальери.

С ними явился и Тиберио Кальканьи, который так изобразил последующие события в письме к Лионардо Буонарроти: «Прибыв к нему, мы увидели, что он пришел в сознание и чувствует себя много лучше. Более того, он велел нам уйти и не беспокоить его, говоря, что хочет отдохнуть». За несколько дней он поправился, хотя его, очевидно, потрясло случившееся, возможно небольшой инсульт, и, как выразился Кальканьи, некоторое время «он словно бы жил в воображаемом мире».

Впрочем, оставались еще не воплощенные произведения искусства, ожидавшие его резца, кисти и карандаша, оставались еще битвы, ожидавшие его яростных атак на врагов. 29 августа Микеланджело оседлал коня и, опять-таки по словам Кальканьи, «поскакал на строительство Порта Пиа», театрально-причудливых ворот на восточной стене Рима, которые он спроектировал для своего нового покровителя папы Пия IV.

Порта Пиа стали одним из последних и наиболее удивительных его творений: архитектурная фантазия, Порта Пиа намеренно нарушают все правила и каноны зодчества и на одном из эскизов, где их очертания размываются и словно меняются на глазах, как на последних рисунках, запечатлевших Распятие, кажутся вратами в иной мир, сквозь которые предстояло вскоре пройти Микеланджело[1490].