Следующие дни Чаушеску в основном провел в беседах с Оуэном и Каллаганом, в то время как его жена получала почетные ученые степени и звания Королевского института химии и лондонского Политехнического института. Румынское посольство заранее предупредило, чтобы для Елены Чаушеску постелили красную ковровую дорожку, когда она пойдет к кафедре, и чтобы все участники церемонии были в полном академическом облачении. Это было необычно для мероприятий, которые проводили научные общества, да и отыскать необходимый реквизит было нелегким делом.

Пиком визита стал обмен подарками и почестями. Королева подарила Чаушеску винтовку с оптическим прицелом, а его жене — золотую брошь, ей же в ответ преподнесли два ковра ручной работы. Королева наградила его орденом Бани I степени, что приравнивается к получению дворянского звания и дает право называться «сэром». Он вручил ей орден «Звезда Румынии», а роскошную цепь ордена Бани увез в Бухарест и выставил в специальном музее подарков, открытом для посетителей и демонстрирующем румынам уважение, которое питают к их диктатору правители других стран.

Встречу на высшем уровне подпортил один маленький инцидент. Ранним вечером, еще до ужина в «Кла-риджез», у отеля появился самый известный в Лондоне румынский эмигрант Ион Ратиу с маленькой группкой соотечественников, чтобы продемонстрировать недовольство присутствием в Великобритании человека, причинившего столько вреда их родной стране, которую им пришлось покинуть. Однако когда показался кортеж, лондонская полиция оттеснила демонстрантов за барьер и попросила их отойти на другую улицу, а затем пригнала грузовик, чтобы отгородить группу от того места, где должна была остановиться машина Чаушеску. Полиция получила приказ избавить гостя королевы от неудобства встречи с людьми, ненавидевшими его.

Ион Ратиу спорил с полицией, требуя права выразить свои взгляды в ходе мирной демонстрации. Но его никто не слушал. Ни он, ни его друзья не могли видеть вход в отель. Ион перелез через заграждение и был немедленно арестован. Его посадили в фургон, отвезли в полицейский участок, обвинили в сопротивлении полиции и оштрафовали на 50 фунтов. Ратиу был потрясен и обратился ко мне. Он написал, что всегда верил в то, что в Англии каждый человек имеет законное право выражать свою точку зрения. Ему запретили это сделать, а когда он начал настаивать, на него завели уголовное дело.

В тот момент меня мало волновала Румыния. Если уж на то пошло, я никогда там не был, но все же понимал желание правительства уважить диктатора Румынии, чтобы поставить в неудобное положение СССР. Я понимал, насколько ценной была тактика вбивания клина между двумя союзниками, и сразу же вспомнил классическое решение Уинстона Черчилля поддержать в 1941 году своего старого врага, чтобы выиграть в войне против Гитлера. Тем не менее я чувствовал неловкость из-за лицемерия, которое для этого требовалось. Мы тешили самолюбие жестокого диктатора в мирное время, позволяя ему улучшить свою репутацию с помощью доброго имени страны и престижа королевы, обескураживая тем самым румынских эмигрантов, веривших в демократию. Неправильно, думал я, что им не позволили организовать протест возле отеля «Клариджез».