Пресса не замедлила сравнить выдворение Папусойу с насильственной репатриацией советских граждан в 1945 году. Вот почему все звонили мне. «Таймс» написала: «Зрелище, когда протестующего молодого румына, закованного в наручники, за руки и за ноги тащили на самолет, вылетающий в Бухарест, едва ли добавит британцам гордости за свои традиции». Министерство внутренних дел продолжало оправдываться тем, что наши законы о предоставлении политического убежища защищают тех, кто подвергался гонениям и преследованиям, а не тех, кто пытался избежать уголовного наказания. Я же не переставал повторять, что в стране, где поездка за границу без специального разрешения считалась серьезным преступлением, эти понятия были равнозначны[130].

28 марта я заявил в «Таймс», что министерству внутренних дел глупо ожидать наплыва иммигрантов из Румынии или СССР. В 1982 году общее число заявлений из этих двух стран составляло 32. В этот же день я начал дебаты в палате лордов, в ходе которых лорд Сент-Освальд предположил, что «дело было нечистое», а будущий начальник судебных архивов лорд Доналдсон выступил с язвительной речью: «Отправить не виновного ни в каких проступках, которые можно было бы назвать преступлениями, к тому же в нарушение статьи 13 Всеобщей декларации прав человека, за «железный занавес» на верное тюремное заключение — этому нет никакого оправдания». Он также хотел узнать, почему на «невиновного» Папусойу в иммиграционном управлении надели наручники — ведь их используют только в случае серьезного преступления. И вообще, за что его арестовали, если он не совершал никаких преступлений и ему даже не удалось ослушаться приказа министра внутренних дел о выдворении из страны?

И если Папусойу не затаскивали в самолет, в чем нас заверило министерство внутренних дел, разве он не был доставлен туда против своей воли и в наручниках? «И если да, то о чем тогда говорить? Кому был передан этот «подарок»? Румынским спецслужбам? А они вернули британцам наручники, надели ли свои, как это было сделано с кандалами Бакунина, когда Габсбурги передавали его из австрийской тюрьмы царской России?» Затем я спросил, почему Папусойу депортировали, даже не дав собрать скромные пожитки, состоявшие из пары брюк, пары ботинок, нескольких поздравительных открыток и губной гармошки. На эти вопросы министр внутренних дел лорд Элтон с трудом нашел ответы, и они не удовлетворили депутатов.

Тот факт, что Папусойу был эксцентричной и своенравной личностью, делал противоречивые заявления и особо не рассчитывал на британское гостеприимство, все равно не мог погасить нашу глубокую обеспокоенность тем, что можно было передать человека — независимо от его провинностей и прав, предусмотренных международной конвенцией о беженцах, — в руки таких как Чаушеску. Министерство внутренних дел настаивало на том, что с точки зрения закона они чисты. Маргарет Тэтчер поддержала своего министра. 19 апреля она написала мне: «Лично изучив факты, я удовлетворена тем, что было принято правильное решение…» А затем в частной беседе дала мне понять, что ее правительство все же совершило ошибку.