Родителей Веры на свадьбе не было: отец ее умер, а мать из-за войны не смогла выбраться из Парижа. Несмотря на недовольство, Ренуар с Алиной согласились подписать документы о браке – на них требовались две подписи родителей[1425]. Тем не менее на небольшом свадебном торжестве Ренуар не присутствовал – Андре доложил Дюран-Рюэлю: «В тот день папаша Ренуар предпочел поболеть у себя в комнате. Он действительно свалился с жестокой простудой»[1426]. Мэр Каня Фердинан Деконши провел официальную церемонию в зале суда, а его жена Тереза Савурнен выступила одной из свидетельниц[1427]. Роль других свидетелей сыграли Альбер Андре, Поль Сезанн-младший и художник Анри Руссель-Мазюль[1428]. Впоследствии Ренуар оттаял и изменил свое отношение к новой семье Пьера. Он написал поясной портрет Веры – рукой она делает тот же задумчивый жест, что и Алина на портрете 1910 года. Клод, единственный внук Ренуара, родившийся при его жизни, тоже позировал для деда[1429].
Одна из причин того, почему Пьер так оттягивал операцию, даже после женитьбы, заключается в следующем: Ренуар, воспользовавшись своими связями, пытался выйти на доктора Антонена Госсе из Французской медицинской академии – он тогда считался лучшим хирургом страны[1430]. За несколько дней до свадьбы Андре разговаривал со своим знакомым, знавшим доктора Госсе: «Я через знакомого спросил у Госсе, что он думает, и он предложил свои услуги»[1431]. Кончилось дело тем, что доктор Госсе провел целый ряд небольших операций, – первая из них состоялась через полгода после ранения Пьера. 25 марта 1915 года Ренуар сообщает Жоржу Дюран-Рюэлю: «Сегодня Госсе будет делать Пьеру операцию»[1432]. Через месяц Ренуар пишет Андре: «Пьеру предстоит еще одна операция, на днях, примерно через неделю. Все идет хорошо»[1433]. Еще два месяца спустя Ривьер сообщает Ренуару: «Сегодня днем минуточку поболтал с Пьером по телефону. У него все хорошо; по словам хирурга, рука поправляется»[1434]. Госсе спас Пьеру руку, но она усохла и не двигалась. Он научился писать левой, но ни ездить верхом, ни держать шпагу уже не мог. Что касается других ран, время от времени у него начинала болеть нога, мешая ходить. Кроме того, его всю жизнь мучили боли в области живота – приходилось носить корсет[1435]. Возможно, из-за ранения в живот у него развилась импотенция, поскольку других детей у супругов не было.
После тяжелого ранения Пьер не без радости уволился из армии и вернулся к семье и карьере. Что же касается Жана, то он в свой 21 год пока еще не был ранен и рвался в бой. 20 января 1915 года Кассатт пишет своей подруге Хейвемейер: «[Жан] прислал жизнерадостное письмо, полное фронтовых шуточек и насмешек над тяготами походной жизни»[1436]. В том же месяце Жан прислал письмо своему крестному Жоржу Дюран-Рюэлю, а тот сообщил Ренуару: «Получил два-три письма от Жана, который, как мне кажется, по-прежнему очень доволен и считает, что все идет хорошо»[1437]. Служебное рвение Жана было вознаграждено – 20 февраля 1915 года ему присвоили звание старшего лейтенанта и перевели в элитную роту альпийских стрелков – подразделение легкой пехоты, которое готовили к боевым действиям в горной местности. Притом что Жан перешел в пехоту, официально он продолжал оставаться драгуном, то есть кавалеристом. Две недели спустя Кассатт написала Полю Дюран-Рюэлю: «Позавчера виделась с Ренуаром. Как Вам известно, сын его – старший лейтенант альпийских стрелков, элитного батальона, где служить очень опасно. Он [Ренуар] страшно горд, но тревожится о его будущем»[1438]. 25 марта Ренуар пишет Жоржу Дюран-Рюэлю из Каня: «Вот адрес Жана: старший лейтенант шестого батальона альпийских стрелков, вторая рота, посылать в