Смерть Алины Ренуар воспринял с безразличием, разве что приобрел для нее участок на кладбище и, пусть и не сразу, позаботился о ее надгробном памятнике. Это отсутствие скорби резко контрастирует с тем, как долго горевал Моне после кончины в 1911 году своей второй жены, Алисы Ошеде-Моне. Друзья Моне все еще обсуждали его глубокий траур три года спустя, когда умер сын Моне Жан. Тогда, в начале 1914 года, Кассатт написала Дюран-Рюэлю: «Смерть сына – тяжелое испытание для Моне, который все еще горюет по умершей жене»[1476]. О горе Моне свидетельствуют его письма, которые он писал на бумаге с черной траурной окантовкой, – Ренуар же не пользовался траурной бумагой и почти не упоминал о смерти жены в своей переписке. Из всех его известных писем смерть Алины упомянута только в двух: во-первых, на следующий день после ее кончины он написал: «Дорогой Дюран-Рюэль, моя жена, будучи уже больной, вернулась из Жерардмера совершенно разбитой. Она так и не оправилась. Вчера она скончалась, по счастью так этого и не осознав. Ваш старый друг Ренуар»[1477]. Во-вторых, три года спустя Ренуар сообщил студенту-японцу Р. Умехаре: «Моя жена умерла три года назад, а два моих старших сына были серьезно ранены»[1478].

Единственной, кто искренне горевал по поводу смерти Алины, была ее мать – через полгода после Алининой смерти она пишет внуку Жану: «Мне очень жаль вас, мои бедные детки, как и вашего отца, который заслуживает сочувствия. Какая утрата, какое горе для всех»[1479]. Эмили было тогда 76 лет, она страдала астмой и ревматизмом, а об утрате скорбела не только потому, что лишилась общества дочери, но и потому, что Алина снабжала ее деньгами, возможно без ведома Ренуара. Алина умерла во время войны, когда цены – об этом Эмили упоминает в том же письме – «выросли более чем в четыре раза по сравнению с обычными». Через три месяца после смерти Алины Эмили робко написала Ренуару из Эссуа, где жила, прося оказать ей денежную помощь. В ответ художник распорядился, чтобы Большая Луиза отправила ей 200 франков. Других переводов не последовало, и, впав к середине декабря 1915 года в полное отчаяние, Эмили воззвала к двадцатиоднолетнему Жану, в надежде, что он окажется сострадательнее отца. В том же письме она пишет: «Ты не представляешь, как мучительно мне просить у тебя денег… Почему у меня, в возрасте семидесяти шести лет, отобрали то, чем меня обеспечивала моя несчастная дочь… С 4 сентября я получила 200 франков; [на это] жить невозможно, вы заставляете меня залезать в долги… Я очень прошу тебя, дорогой Жан, поговорить с отцом от моего имени»[1480]. Что было дальше, неизвестно. Однако два года спустя, 1 марта 1917 года, Эмили умерла. И хотя тело Алины все еще лежало в склепе в Ницце, Тереза-Эмили была похоронена на Алинином участке, поскольку принадлежала к числу ее предков. Отец Алины, Виктор Шариго, скончался в Америке в 1898 году и похоронен там[1481]. Виктор Шариго оказался недостойным мужем и отцом, поэтому было решено не упоминать фамилию Шариго на надгробии Алины и ее матери. Алина названа на нем Алиной-Викториной Ренуар, а ее мать – Терезой-Эмили Мэр, то есть по своей девичьей фамилии[1482].