Пригожин раскурил папиросу и продолжал:
— Так что, чего скрывать, были среди наших старослужащих разговорчики. Правда, не открыто говорили, а между собой. Конечно, тут звучала и обида, и амбиция: вот, мол, ихнего брата, старослужащего, вроде уж на берег списывают, вроде бы и доверять нельзя, так прислали слепых инвалидов. Пришлось нам с замполитом, — он посмотрел на Преловского, — разъяснить, что старые слухачи остаются на своих местах и что двое слепых воинов придаются им в помощь, так как у них от природы исключительно тонко развит слух, и не инвалиды они вовсе, а равноправные бойцы, призванные в армию по закону военного времени...
— И что бы вы думали, — говорил дальше Пригожин, — красноармейцы Борейко и Никонов буквально в несколько дней научились опознавать самолеты по звуку мотора. Правда, мы тренировали их по многу часов, днем и ночью, не пропуская ни одной машины в воздухе, будь то наша или вражеская. Сперва — на открытой позиции, потом на звукоулавливателе в шлеме. Так что техника техникой, а без человека с тонким, как мы говорим, избирательным слухом технику тоже не оживишь. Ведь на чем, собственно, все основывается у нас? — спросил с горячностью Пригожин и сам ответил: — На бинауральном, так сказать, эффекте, то есть на способности человека, который одинаково слушает двумя ушами, определять источник звука. Рупоры, понятно, усиливают громкость, и их на установке две пары: одна расположена горизонтально и дает дальность, другая — вертикально и определяет высоту, в которой находится звук. Пересечение этих двух плоскостей и дает, как мы говорим, искомое направление на самолет...
— Да ты, товарищ комроты, говори понятнее, попроще, — иронически заметил Преловский. — А то ударился в технику и шпаришь, будто урок из учебника Головина.
— Могу и попроще, — сказал Пригожин с виноватой улыбкой. — На звукоулавливателе находятся два номера, то-есть два слухача: один по углу места, другой по азимуту!
Тут уж Преловский не выдержал и разразился смехом:
— Вот так попроще...
— Разумеется, лучше раз увидеть, чем десять услышать, — глянув недовольно на Преловского и чуть ли не с обидой произнес Пригожин. — Но я счел нужным для большей ясности...
В разговор вступил Преловский:
— Разрешите мне, как политработнику, отметить, так сказать, моральную, чисто человеческую сторону этого вопроса. Борейко и Никонов стали равноправными членами нашей боевой семьи, по-настоящему почувствовали локоть друга. Ведь наши зрячие воины стараются во всем помочь им. Проводят с ними политбеседы, читают им газеты. А когда узнали, что Борейко и Никонов читают по системе Брайля, старшина, будучи недавно в городе, привез им из Общества слепых кучу книг. Тут и «Разгром» Фадеева, и «Комиссары» Либединского, и «Донские рассказы» Шолохова, и «Казаки» Толстого. А ведь каждая такая книга по Брайлю раз в пять-десять больше обыкновенной, так что старшина, нагрузив целый мешок, пока добрался пешком в роту, из сил выбился. Но сколько было радости у слепых воинов, когда им вручили книги! Всем, конечно, было в диковинку видеть, как они, чуть прикасаясь кончиками пальцев, водят по страницам и про себя читают, и попросили их, чтобы читали вслух. Так теперь зрячие читают слепым газеты, а слепые, в свою очередь, проводят громкие читки книг со зрячими... Вот как получилось...