Симпатии Ходасевича к Есенину могло способствовать то обстоятельство, что в статье Юрия Тынянова “Промежуток” к обоим поэтам предъявляются очень сходные претензии: в том, что они “отступают”, отказываются от борьбы за обновление поэтического языка. У Ходасевича это “отход на пласт литературной культуры”, Есенин же после “Пугачева” (которым Тынянов восхищается) погрузился в мир лирической банальности и начал писать “стихи для легкого чтения”. Несомненно, Ходасевич обратил внимание на это соседство: неслучайно в “Парижском альбоме” он хвалит Есенина за предсмертный “поворот к Пушкину”, а в статье “Формализм и формалисты” защищает покойного поэта от представителей этого течения – правда, не от Тынянова, а от Шкловского. Если наше предположение верно и статья Тынянова способствовала известной “солидарности” по отношению к Есенину со стороны Ходасевича, то реакция была взаимной: Есенин в последние дни жизни в разговорах с Вольфом Эрлихом с большой похвалой, даже с восхищением отзывался о некоторых стихотворениях Ходасевича (“Звезды”, “Елена Кузина”).

Высказывался Ходасевич и о пролетарских писателях – в рецензии на антологию их поэтических произведений, составленную Семеном Родовым (статья “Пролетарские поэты” в “Современных записках”, кн. XXVI). Его итоговый диагноз безнадежен:

Когда один годовалый ребенок умеет говорить “папа”, а другой “папа” да еще “мама”, а третий – “папа”, “мама” да еще “няня” – то мы о нем говорим: ишь, какой молодчина! ‹…› Пока пролетарцы числились в учениках – можно было средь них различать более или менее одаренных ‹…›. Но теперь, когда школьники заявляют себя учителями, когда под их классными упражнениями значится не “Иванов Павел” и не “Сидоров Петр”, а “писатель такой-то”, – кончено: микрометрические приемы оценки к ним больше не применимы. Как художники законченные и даже претендующие на поэтическую гегемонию – все пролетарские поэты … ничтожны повально и одинаково.

Когда один годовалый ребенок умеет говорить “папа”, а другой “папа” да еще “мама”, а третий – “папа”, “мама” да еще “няня” – то мы о нем говорим: ишь, какой молодчина! ‹…› Пока пролетарцы числились в учениках – можно было средь них различать более или менее одаренных ‹…›. Но теперь, когда школьники заявляют себя учителями, когда под их классными упражнениями значится не “Иванов Павел” и не “Сидоров Петр”, а “писатель такой-то”, – кончено: микрометрические приемы оценки к ним больше не применимы. Как художники законченные и даже претендующие на поэтическую гегемонию – все пролетарские поэты … ничтожны повально и одинаково.