“Числа” стали прибежищем литературной молодежи, которой трудно было проникнуть на страницы “Современных записок”. Именно здесь сформировалась, под влиянием Иванова и под опекой Адамовича, та школа, которой дано было позднее название “Парижская нота”. Здесь печаталась проза Юрия Фельзена, Сергея Шаршуна, Василия Яновского, статьи Сергея Лифаря о балете и Артура Лурье о музыке. Для молодых авторов было важно и то, что “Числа” не были так оторваны от общеевропейского литературного процесса, как другие эмигрантские журналы: здесь можно было прочитать о Прусте, о Джойсе, о сюрреализме. Из старших в “Числах” публиковались Мережковский, Гиппиус, Ремизов, Зайцев. Ходасевич к числу авторов “Чисел” не принадлежал; более того, уже в первом сдвоенном номере журнала ему был брошен резкий и скандальный вызов. В “Числах” появилась заметка под названием “К юбилею В. Ф. Ходасевича”, подписанная неким А. Кондратьевым. Напечатана она была под рубрикой “Свободная трибуна” – тем самым редакция сняла с себя ответственность за этот “юбилейный” текст.
Уже начало статьи отдавало елейной издевкой:
Чествование В. Ф. Ходасевича по случаю его двадцатипятилетнего юбилея явилось несколько неожиданным для широкой массы читателей. ‹…› Тем более, конечно, была своевременной и удачной мысль организовать это чествование, с одной стороны, напоминающее о четвертьвековой ценной и высокополезной деятельности писателя, к сожалению, долгое время принужденного видеть к себе недостаточное внимание, с другой – поясняющая тем из почитателей Ходасевича, которые были в этом недостаточно осведомлены, что перед ними не относительный новичок, а маститый писатель с четвертьвековым разнообразным стажем[695].
Чествование В. Ф. Ходасевича по случаю его двадцатипятилетнего юбилея явилось несколько неожиданным для широкой массы читателей. ‹…› Тем более, конечно, была своевременной и удачной мысль организовать это чествование, с одной стороны, напоминающее о четвертьвековой ценной и высокополезной деятельности писателя, к сожалению, долгое время принужденного видеть к себе недостаточное внимание, с другой – поясняющая тем из почитателей Ходасевича, которые были в этом недостаточно осведомлены, что перед ними не относительный новичок, а маститый писатель с четвертьвековым разнообразным стажем[695].
Дальше А. Кондратьев описывал вехи “высокополезной деятельности” Ходасевича. Он не говорил ни одного худого слова, но почти каждая его фраза содержала болезненный удар:
Первая книга Ходасевича “Молодость” вышла в 1908 году, и уже в этой прекрасной книге многие основные черты дарования поэта просвечивают с достаточной определенностью. Черты эти прежде всего выражаются в умении перенять структуру, тон, интонацию чужой, более мощной поэзии, но перенять с таким тонким искусством, что заимствование почти приобретает вес первоисточника и почти заставляет нас забывать о том, что оно светится не своим, а отраженным светом. ‹…› С выходом “Счастливого домика” Ходасевича отзывами авторитетных критиков (Брюсова и др.) сразу ставят в один ряд с такими величинами, как С. Соловьев, Б. Садовской, Эллис, Тиняков-Одинокий, ныне полузабытыми, но в свое время подававшими большие надежды. Еще выше ставили Ходасевича поэты петербургской школы, и, например, покойный Гумилев неоднократно указывал на Ходасевича как на блестящий пример того, какого прекрасного результата можно достичь в стихотворном ремесле вкусом, культурностью и настойчивой работой. ‹…› Более заметной становится деятельность Ходасевича только со времени большевистского переворота. Писатель становится близок к некоторым культурно-просветительным кругам (О. Каменевой и др.), занимает пост заведующего московским отделением издательства “Всемирная литература”, Госиздат издает его книги и проч. ‹…› В 1922 г. В. Ходасевич уезжает в заграничную командировку и вступает в число ближайших сотрудников издаваемого Горьким журнала “Беседа”, где и появляется вскоре упомянутая выше статья Белого, давшая первый толчок к должному признанию ценной и высокополезной деятельности Ходасевича[696].