Светлый фон
русскую

Семнадцатого января 1917 года Брюсов приехал в Баку для чтения лекций «Эмиль Верхарн и героическая Бельгия», «Учители учителей» и «Общественные воззрения в поэзии Пушкина». В газетах много писалось о «Поэзии Армении», которую закавказская интеллигенция уже прочитала. Здесь же состоялось его примирение с Игорем Северянином.

Брюсова упрекали в заигрывании с футуристами. Чтивший субординацию, но не делавший из нее культа, он весной 1911 года послал Северянину, с которым не был знаком, письмо и свои книги с дарственными надписями. «Не знаю, любите ли Вы мои стихи, — писал Валерий Яковлевич, — но Ваши мне положительно нравятся. Все мы подражаем друг другу; молодые старикам, а старики — молодежи, и это вполне естественно». «В письме ко мне Брюсова и в посылке им своих книг таилось для меня нечто чудесное, сказочному сну подобное, — вспоминал Северянин, приведя эту цитату, — юному, начинающему, почти никому не известному поэту пишет совершенно исключительное по любезности письмо и шлет свои книги поэт, достигший вершины славы»{32}. Брюсов посвятил молодому собрату несколько стихотворений, похвалил его первую большую книгу «Громокипящий кубок» и пригласил выступить в «Эстетике».

Поэты оставались добрыми знакомыми, пока не появился критический отзыв Брюсова о «Златолире», составленной из старых стихов, которые Северянин не включил в первую книгу. Игорь Васильевич обиделся и обвинил критика в… зависти:

«В ту пору я не мог поступить иначе, — оправдывался позже Северянин, — больше всего опасаясь, что мое молчание могло бы быть истолковано как боязнь перед „авторитетом“». Брюсов рассердился и ответил, но не в статье о поэзии Северянина — выдержанной и объективной, хотя и строгой, — а в примечании к ней: «Любопытно, в чем бы я мог „завидовать“ Игорю Северянину. Мне было бы стыдно, если бы я оказался автором „Ананасов [в шампанском]“, и мне было бы обидно, если бы я сделался объектом эстрадных успехов, выпавших на долю Игоря Северянина». Статья вошла в выпущенный с рекламными целями сборник «Критика о творчестве Игоря Северянина», но личные отношения между поэтами порвались.

В январе 1917 года Северянин и его друг Георгий Шенгели выступали в Баку и остановились в той же гостинице, что и Брюсов. «Северянин, — вспоминал Шенгели, — пожелал помириться с Брюсовым. Но, будучи болезненно-гордым и самолюбивым человеком, больше всего опасаясь подозрений в робости или заискивании, он боялся сделать первый шаг — и возложил на меня дипломатическое поручение: пойти к Брюсову, разведать его нынешнее отношение к Игорю и постараться устроить „случайную встречу“, при которой они могли бы объясниться. […] Брюсов был слишком крупным человеком, чтобы его можно было оскорбить экивоками и намеками. Я сказал просто: