У меня есть один адвокат, с которым я говорила о Вашем деле (опять-таки не называя Вас). Он обещал мне подумать и поискать другого исхода, т. е. разузнать, не можете ли Вы один (без Ап[оллинарии] Пр[окофьевны]) подать просьбу об удочерении Ваших девочек, или не можете ли Вы подать просьбу от себя и от Ал. Пр., не сказывая ей об этом. Очень возможно, что суд, получив Вашу просьбу, и не станет наводить справки о том, есть ли у Ап[оллинарии] Пр[окофьевны] желание взять приемных дочерей или нет. Обо всем этом мой знакомый обещал мне сообщить, а я сообщу Вам.
Мне искренно жаль, что я не могу сообщить Вам ничего утешительного, но это пока, а там что-нибудь выищется.
Дочь моя благополучно добралась до Симфер[ополя] и нашла моего сына в довольно бодром состоянии. Теперь я за него больше покойна. На Пасху к ним не поеду, потому что на одну неделю ехать не стоит (дорога возьмет 8 дней туда и обратно), а больше пробыть не могу, т. к. приходится сдавать свою квартиру, что без себя невозможно. Прошу Вас передать милой Варваре Дмитриевне мой сердечный привет. Чем больше я ее знаю, тем больше начинаю ее любить и уважать. Она не только отличная жена, но и настоящий друг Вам. Дай Бог ей сил и мужества перенести теперешние невзгоды, а там Господь пошлет и спокойную жизнь, без опасения за Вас и за деток.
Позвольте пожелать Вам встретить великий праздник в здоровье и радости.
Искренно Вас уважающая и преданная
А. Достоевская.
Глубокоуважаемая Анна Григорьевна!
Вот надвигается и св. Пасха – и мысленно желаю Вам встретить ее с радостью. Я потому не сейчас Вас поблагодарил за умный и всесторонний опрос юрисконсульта при Победоносцеве (этот опрос очень и очень мне пригодится, как руководная нить при последующих возможных хлопотах), что написал было длинное письмо, обращаемое к Вам, но с просьбою, в заключение, переслать его Победоносцеву: но, долго размышляя, решил, что практического результата оно не получит, а значит, и произносить пустые, недейственные звуки нечего. Так, заменив то длинное письмо этим кратким, – я теперь пишу Вам, что стремление «Синодальное» разлучить отцов с детьми, родившимися не в «иудейскую субботу», кроме опасности для самого Синода, ничего не содержит. Помните ли в «Бесах»[265] (в конце), как к Шатову после 3-летней разлуки приезжает жена и начинает родить – а он радуется, говоря: «Нет выше и священнее тайны». Вот взгляд, вот религия, вот церковь: а раз какая бы то ни было религия «отметает рождение» какое бы то ни было – она потрясается в основе, не потрясая его. Это все я обширно было развил в письме, но подумал: «глас вопиющего в пустыне!» Крепко, крепко жму Вашу руку. Если бы Фед. Мих. был в живых – было бы о чем мне поговорить с ним.