Светлый фон

Дорогой Платон Панфилович![273]

Получила перевод на 1015 рублей еще в четверг (а сегодня понедельник), а с ним вексель и жалобу (прошение) для меня в окружной суд. Большое Вам за это спасибо. Сегодня вечером я пошлю это прошение, раньше не могла, потому что не знаю, как адресовать. По смыслу Вашего письма выходит, что жалоба раньше суда должна поступить к нотариусу Смирнову. Я ходила к знакомому аблакату[274] караиму узнать, как посылать эту бумагу. Он пожелал узнать, в чем дело, и, когда я рассказала, пришел в такую ярость, как и Вы. Я сейчас поеду к Смирнову, сказала я. – Зачем? – спросил он повелительным тоном, и глаза его загорелись, как у волка. – А я еще дивилась Вашей горячности. «Мы с Платоном Панфиловичем кипятимся, как в молодости», – думала я. Пора бы поостыть.

Еще раз спасибо.

У нас все время стояла теплая погода, а сегодня после вчерашнего дождя стало прохладно. Я еще вчера купалась.

Поклон Анне Асафовне. Дети Ваши, верно, отсутствуют.

Ваша А. Розанова.

Ваша А. Розанова.

1903 г. 29 сент.

1903 г. 29 сент.

О результате жалобы Вам сообщу.

На конверте: г. Нижний Новгород. Б. Покровка, д. Кудряшевых-Чесноковых

Его Высокородию Платону Панфиловичу Иванову

Штемпеля: Севастополь Тавр Г 1903 30 IX.

Нижний Новгород 1903 3 X

А. П. Суслова-Розанова – П. П. Иванову // РГАЛИ. Ф. 224. Оп. 1. Д. 30.

А. П. Суслова-Розанова

 

Летом 1918 г. Василий Васильевич Розанов привез ко мне в Москву из Посада маленький тючок, развернул и сказал: «Вот это прошу Вас отдать куда-нибудь на сохранение. Сберегите. А после моей смерти отдайте моим детям». В тючке были, в больших незапечатанных конвертах, листочки, зачерненные мелким-мелким бисером его, единственного по нежной тонкости и по неразборчивости, почерка: продолжение «Уединенного». Я с радостью, не отрываясь, смотрел на это богатство. Но Вас[илия] Вас[ильевича] занимало что-то другое. Он рассеянно смотрел на конверты с листочками, почти не слушал, что я ему говорил, перелистнул какую-то книгу, лежавшую на столе, – и вдруг, решительно вытянув из внутреннего кармана пиджака какой-то запечатанный конверт, подал мне его и сказал:

– А вот это сберегите; когда умру, соберите Варю, детей, распечатайте – и прочтите им.

Я принял конверт: он был мят и грязноват.