– А Вы что принимаете? (спросил у Гемп)

– Совесть.

– Да, я забыл сказать это. А как Вы понимаетеого разум и совесть?

– Отложим пока душу и совесть. Это необычная интуиция у Достоевского – сердце и душа. Такой я не знаю ни у одного писателя.

– А вот совесть – как Вы это понимаете?

– Это столкновение.

– Я ждал, что Вы это ответите. А душа и сердце?

– Я не могу объяснить.

– Я объясню: это то, что просмотрено и разумом, и совестью.

Это глубочайшее суждение у него о Достоевском. Обычно говорят, что разум у Достоевского силён, а совесть – это лабиринт, в котором он и сам не может найти правильную дорогу. А Фёдор Александрович сказал, что в “Преступлении и наказании” найдена, наконец, дорога. Это и есть душа и сердце»{44}.

Сравнение и уж тем более перекидывание мостков в оценке того или иного литератора – неблагодарное дело. И всё же во всём многообразии литературных дарований XIX века «соседство» прозы Абрамова с прозой Достоевского действительно очевидно и достоверно. И если у Абрамова от Шолохова – ясность слова, то от Достоевского – свет души в слове! Через прозу Фёдора Достоевского дышит эпоха. То же самое мы чувствуем и после прочтения творений Фёдора Абрамова. Два писателя разных эпох, но оба очень тонко умевшие слушать человеческую душу, а вместе с ней и сердце, понимая при этом ещё и разум. Они всей силой таланта будили Человека в человеке.

Фёдор Достоевский родился в 1821 году в Москве на Новой Божедомке в Мариинской больнице для бедных, Фёдор Абрамов – в 1920 году в бедной крестьянской семье в деревне Веркола, на Русском Севере, в краю северного сияния и долгих зим. Их даты рождения разделил целый век, но для них обоих безгранично родным стал город на Неве, который и для того, и для другого был просто Питером. Именно в Питере зародилась их литературная молодость, и именно тут появились на свет их главные произведения.

Достоевский умер в 1881 году в возрасте шестидесяти лет, абрамовский век – 63 года. И тут почти на равных!

Они оба, пусть при разных обстоятельствах, чувствовали дыхание смерти, её поступь.

«Вы видели когда-нибудь лицо приговорённого за минуту до удара гильотины, когда он ещё на эшафоте стоит, перед тем как ложиться на эту доску?.. Кто сможет о том, что внутри у него происходит, поведать?.. Сам помилованный лишь в последний миг – и то едва ли… По себе сужу…» – пишет Фёдор Михайлович в своих дневниках. Достоевский, которому довелось стоять на эшафоте, мог. Мог и Абрамов – гильотина смерти, не сработавшая осенью 1941 года, нависала над ним всю жизнь.

Они оба в своих произведениях взывали к человечности, совести, разуму. И в выражении Достоевского – «Казнить у нас в России любят за вечное, всечеловеческое, верховное право свободной совести» – отразилась вся судьба Фёдора Абрамова, его земной крест, с которым он шёл по жизни, ни разу не уронив его.