Светлый фон
Думас Богданович

Князь Адам Чарторижский, вспоминая то время, не раз подчеркивал, что как только император Наполеон встал во главе Франции, то сразу вступил на путь попрания принципов всеобщей справедливости и освобождения народов: «Каждое его слово, каждый поступок показывали, что он хочет действовать только силой штыка и численностью войска. В этом была главная ошибка царствования Наполеона, именно из-за нее он лишился огромной власти. Он перестал был оплотом справедливости и надеждой угнетенных народов, а отказавшись от этой роли, которая составляла всю силу республики, несмотря на все ее пороки и безрассудства, Бонапарт встал в ряды честолюбцев и обыкновенных монархов. Он выказал себя человеком величайших талантов, но без всякого уважения к правам личности, человеком, желавшим все поработить и подчинить своему капризу.

Поэтому-то, когда настал момент начать с ним борьбу, на это пошли без малейших колебаний, ибо в этом видели поход против силы, переставшей служить справедливости и добру. Это мнение, охватившее всю Европу, перешло и на русское общество и увлекло русский кабинет на такой путь, где он не имел возможности – греша, быть может, такой поспешностью, – точно определить роль, подходившую России при данных условиях» (Чарторижский. С. 320–321). Во время, которое предшествовало Аустерлицкому сражению, Чарторижский и император Александр много говорили о выгодах победы над Наполеоном – Австрия получит Баварию, земли Швабии и Франконии, Пруссия – некоторые герцогства в Германии, Голландия получит часть Австрийских Нидерландов, а в итоге 3 декабря 1805 года Пруссия получила от Наполеона Ганновер, который принадлежал Англии, 14 декабря того же года Австрия, заключив Пресбургский мир, потеряла первенство в Германии, кресло императора Священной Римской империи и много удобных земель.

Чарторижский

А. Чарторижский, вспоминая Аустерлицкое сражение, писал в «Воспоминаниях», что 1 декабря к Наполеону прибыл граф Гаугвиц, вернувшийся к управлению иностранными делами в Пруссии после недолгой отставки, с ультиматумом: 200 тысяч прусских войск готовы поддержать австро-российских союзников, если Наполеон после победы намерен войти в Северную Германию и Голландию. После победы Наполеон, заняв значительную часть австрийской территории, вновь встретился с графом Гаугвицем и с первых слов «перешел к горьким упрекам, порицанию «вероломных» поступков берлинского кабинета»: «Ваш Государь поступил бы гораздо честнее, если бы прямо объявил мне войну; это было бы полезнее для его новых союзников; быть может – я не решился бы дать им сражение. Но вы хотите дружиться со всеми: это невозможно; что-нибудь одно: либо они, либо я. Будьте искренни; иначе – оставлю вас; лучше иметь врагов, нежели ложных друзей. Вы допускаете стоять в Ганновере тридцатитысячному корпусу, который находится в связи с русскою армиею чрез ваши владения: это мне явно враждебно. Я иду прямо против своих неприятелей, где бы они ни были. Я мог бы наказать вас страшно за такое вероломство, занять Силезию, восстановить Польшу, нанести Пруссии удары, от которых она никогда не оправилась бы. Но я предпочитаю позабыть прошедшее и поступить великодушно. Прощаю вашему мимолетному увлечению, но только с тем, чтобы Пруссия соединилась с Францией неразрывными узами, и в залог этого союза вы приняли от меня Ганновер». Наполеон потребовал немедленного ответа: мир или война. Король Пруссии, получив сведения о переговорах от графа Гаугвица, выразил свое неудовольствие. И вскоре граф Гаугвиц поехал в Париж для продолжения переговоров. В итоге Австрия выплатила Франции около 85 миллионов франков.