Князь Адам Чарторижский, вспоминая то время, не раз подчеркивал, что как только император Наполеон встал во главе Франции, то сразу вступил на путь попрания принципов всеобщей справедливости и освобождения народов: «Каждое его слово, каждый поступок показывали, что он хочет действовать только силой штыка и численностью войска. В этом была главная ошибка царствования Наполеона, именно из-за нее он лишился огромной власти. Он перестал был оплотом справедливости и надеждой угнетенных народов, а отказавшись от этой роли, которая составляла всю силу республики, несмотря на все ее пороки и безрассудства, Бонапарт встал в ряды честолюбцев и обыкновенных монархов. Он выказал себя человеком величайших талантов, но без всякого уважения к правам личности, человеком, желавшим все поработить и подчинить своему капризу.
Поэтому-то, когда настал момент начать с ним борьбу, на это пошли без малейших колебаний, ибо в этом видели поход против силы, переставшей служить справедливости и добру. Это мнение, охватившее всю Европу, перешло и на русское общество и увлекло русский кабинет на такой путь, где он не имел возможности – греша, быть может, такой поспешностью, – точно определить роль, подходившую России при данных условиях» (
А. Чарторижский, вспоминая Аустерлицкое сражение, писал в «Воспоминаниях», что 1 декабря к Наполеону прибыл граф Гаугвиц, вернувшийся к управлению иностранными делами в Пруссии после недолгой отставки, с ультиматумом: 200 тысяч прусских войск готовы поддержать австро-российских союзников, если Наполеон после победы намерен войти в Северную Германию и Голландию. После победы Наполеон, заняв значительную часть австрийской территории, вновь встретился с графом Гаугвицем и с первых слов «перешел к горьким упрекам, порицанию «вероломных» поступков берлинского кабинета»: «Ваш Государь поступил бы гораздо честнее, если бы прямо объявил мне войну; это было бы полезнее для его новых союзников; быть может – я не решился бы дать им сражение. Но вы хотите дружиться со всеми: это невозможно; что-нибудь одно: либо они, либо я. Будьте искренни; иначе – оставлю вас; лучше иметь врагов, нежели ложных друзей. Вы допускаете стоять в Ганновере тридцатитысячному корпусу, который находится в связи с русскою армиею чрез ваши владения: это мне явно враждебно. Я иду прямо против своих неприятелей, где бы они ни были. Я мог бы наказать вас страшно за такое вероломство, занять Силезию, восстановить Польшу, нанести Пруссии удары, от которых она никогда не оправилась бы. Но я предпочитаю позабыть прошедшее и поступить великодушно. Прощаю вашему мимолетному увлечению, но только с тем, чтобы Пруссия соединилась с Францией неразрывными узами, и в залог этого союза вы приняли от меня Ганновер». Наполеон потребовал немедленного ответа: мир или война. Король Пруссии, получив сведения о переговорах от графа Гаугвица, выразил свое неудовольствие. И вскоре граф Гаугвиц поехал в Париж для продолжения переговоров. В итоге Австрия выплатила Франции около 85 миллионов франков.