«Ваше последнее письмо, – писал Александр I князю Голицыну в конце января 1813 года, – где вы мне сообщаете об открытии Библейского общества, меня заинтересовало и тронуло. Да ниспошлет Всевышний благословение на это учреждение; я придаю ему величайшее значение и вполне согласен с вашим взглядом, что Святое Писание заменит пророков. Вообще эта всеобщая тенденция к сближению с Христом Спасителем для меня составляет действительное наслаждение. Можете располагать всеми необходимыми денежными средствами для печатания Библии» (Там же. С. 168). И все последующие письма императора князю Голицыну, Родиону Кошелеву, Александру Лабзину были пронизаны религиозным мистицизмом.

В очень важном письме императора Александра князю А.Н. Голицыну в январе 1821 года еще яснее и четче определились изменения в характере императора:

«Милый друг, уж очень давно я собирался вам написать длинное и подробное письмо в ответ на ваши от 31 декабря, 14 и 19 января. Улучив сегодня свободную минуту, я берусь за перо, обращаясь к Спасителю, чтобы Он наставил меня изложить вам все так, как мне диктует любовь равно к вам и к истине.

Но эта правда, когда я ее чувствую в своей душе, не позволяет мне делать сравнений, потому что сама истина есть частица Божества. Из писем ваших и кошелевских поручений я усматриваю критику той политической системы, коей нынче я придерживаюсь. Не могу я допустить, что это порицание могло у вас появиться после того, как в шесть месяцев принцип разрушения привел к революции в трех странах и грозит распространиться во всей Европе. Ведь нельзя, право, спокойно сего допускать. Едва ли ваше суждение может разойтись с моей точкой зрения, потому что эти принципы разрушения, как враги веры, и что главная цель, ими преследуемая, идет к достижению сего, на что у меня имеются тысячи и тысячи неопровержимых доказательств, которые я могу вам представить. Словом, это результат, на практике примененный, доктрин, проповеданных Вольтером, Мирабо, Кондорсе и всеми так называемыми энциклопедистами.

А потому ваше порицание может быть объяснено разве только страхом и тревогой, что борьба, нами предпринятая, не будет иметь успеха. Но когда внутренний голос нам подсказывает, что это творение врага, то опасение за разрешение игры со злом неуместно. Но есть ли это долг христианина – бороться против врага и его дьявольского творения всеми теми средствами, которые даны нам Божьим Промыслом?

Беспокойство неудачи не должно волновать нас. Тут-то и появится вера в Божественную помощь. Не писал ли мне неоднократно Кошелев в течение 1812, 1813 и 1814 годов, что надо мне бороться до конца?! Теперь мы находимся приблизительно в таком же положении, а я вам говорю, что еще в более опасном, потому что тогда борьба велась против разрушительного деспотизма Наполеона, а настоящие доктрины куда более могуче действуют на толпу, чем то военное иго, которым он держал ее в руках…» Далее император перечисляет захватнические устремления Австрии, ее желание получить земли в Италии, отмечает высокую религиозность короля Прусского и императора Австрийского. Александр I так заканчивает свое затянувшееся письмо князю Голицыну: